Вне имён
Шрифт:
Сказав так, она коснулась пальцем лба мастера, и он почувствовал жар прикосновения.
– Помни меня. И знай, что силу творчества никогда не получить от каменной статуи. Её передают от сердца к сердцу, - сказала богиня.
Глава 5. Неназываемый.
Она смотрела вниз. Будто сквозь черное, матовое стекло. И видения, наполняющие собой этот матовый экран, сменялись как в калейдоскопе. Черно- белом калейдоскопе, без цвета и смысла.
Внизу
А где-то, пока вдалеке отсюда, рвались снаряды, и остовы домов, черные и уродливые, были видны вдали, если смотреть с середины широкого сквера, за площадью. Саму площадь перегораживали искореженные снарядами бэтээры, перевернутые машины...
И вот, как реликтовое ископаемое, как грозный монстр дочеловеческой эпохи, по улице, сотрясая стены близлежащих домов, пополз танк.
– Не смотри. Тебе не надо туда смотреть.
– Я не могу... Я всё равно знаю, чувствую, что всё это есть, - слезы закапали из её глаз.
– Ты прошла уже свой путь юдоли земной. Ты обрела право больше никогда не воплощаться... там. Забудь. Ты можешь увидеть другие миры, прекрасные, как весенние цветы. А можешь познавать Вселенную, открывающую тебе свои тайны. Ты теперь - крылатая сущность, и радость бытия может стать твоею навсегда. Только, выбери иную дорогу, иную судьбу. У тебя есть право такого выбора.
– Нет. Я не могу. Я чувствую только чужое горе, боль и страдания. И, быть может, я смогу облегчить их... Хотя бы, для одного человека, взрослого или ребёнка... Я должна, я обязана им помочь.
– Думаешь, они тебе будут благодарны? Люди - существа, которые не ценят ничего. Они потребуют еще больше внимания и еще большей траты сил, и обвинят тебя во всех смертных грехах, ибо нельзя быть хорошей для всех. И вообще - нельзя быть хорошей... там, - и он указал вниз, в проём, в котором как раз проплывало видение: протестовавшая против произвола властей женщина была сбита танком, который наехал ей на ноги... Хруст, крики, стоны и плач кругом. Кровь на асфальте. Что-то кричащие и бегущие люди. Лицо, бескровное, бледное, немое от ужаса...
– Я не хочу благодарности. Я хочу просто кому-то облегчить участь. Помочь.
– Ты не сможешь помочь. Каждый достоин того, чтобы пройти путь скорби. Нельзя выпить чужую чашу.
– Я... Должна идти.
– Нет. Не должна. Все твои долги уже оплачены. И ты теперь - моя ученица. Я могу провести тебя путями тайн великих и миров прекрасных, ты можешь увидеть иные планеты и иные измерения. Ты многое поймешь, и ты никогда не захочешь обратно. Но если ты выберешь вновь путь смертной, то... Можешь утратить то, что уже получила. Ты непременно допустишь ошибки и промахи, которые неизбежны в этом мире. Будучи нищей, нельзя быть праведной; а живя среди волчьей стаи, нельзя не испытать злость и не перенять свирепых законов и правил игры; живя в аду, нельзя не испытывать мук, между тем, даже уныние - грех... Уныние, вызванное душевными муками, разрастается как штормовые волны, что заливают и затопляют подлунный мир. Зачем тебе вновь и вновь проходить этот путь?
– Но я... Не могу иначе, - сказав это, она быстро шагнула в распростертую у её ног бездну, которая, поглотив её, тут же захлопнулась; черный проем растворился в молочно-белой мгле.
И он подумал о том, что вскоре, через несколько месяцев, на земле раздастся крик новорожденной девочки, и что вновь тьма и мгла столетий отделит от него лучшую ученицу, самую преданную и верную. А ещё, он представил убийц и насильников, доносителей и дознавателей, подонков и извращенцев - всю ту мразь, которую она неизбежно встретит на своем пути в этой юдоли скорби. Он представил тягостные будни грязной и неблагодарной работы на чванливых людей, кичащихся своей пустой разукрашенностью, краски серой безнадежности абсурдной и скорбной земли, весь тот мрак, с которым встретится эта юная душа, которая сделала сейчас шаг во тьму, на безвестной дороге своей.
– Я... Тоже не могу иначе, - сказал он, и распахнул вновь ледяное окно вечности. Маленькие снежинки пылью закружились в штормовом ветре, вьюжась и множась, и ураган вскоре вздыбил из небытия огромные волны, и вой бури был подхвачен валторнами бездны, сменяясь гласом нечеловеческим, и тьма повисла над пустошью, и черные смерчи тонкими струйками устремились вниз. Силы разрушения набросились на безымянный для него город, как голодные волки; и учитель, очарованный этим мраком, смотрел, как рушатся скалы и дома, и слушал, как этот несправедливый мир стонет и разрушается до самого основания. Да, он...разрушал.
– Я... Тоже не могу иначе. Этот город не стоит твоей жизни, твоих слёз... А так... я могу вернуть тебя обратно. И только это имеет для меня смысл.
*
Фанни оторвалась от тетради.
"Странная сказка", - подумала она.
Точнее, то, что она держала в руках, только условно можно было назвать тетрадью. Деловая папка, амбарная книга... На обложке значилось: "Дело ..." В таких талмудах обычно записывают в разных учреждениях время прихода и ухода сотрудников или же выдачу материальных ценностей на складе. Но Схимник почему-то именно в такой "тетради" записывал свои сказки и стихи.
Фанни сама бы не объяснила, зачем она взяла себе эту тетрадь, выпросив её у Неназываемого. Вроде, лишь для того, чтобы она случайно не потерялась. И чтобы когда-нибудь отдать её Схимнику. Но... Ей почему-то очень интересно было, что же за тетрадь такая... И она теперь читала её по вечерам.
Но сейчас она оторвала взгляд от мелких, но вполне разборчивых букв, с красивыми завитками. И посмотрела в сумрачное окно.
Она думала о том, что постепенно привыкает к жизни в таком, внешне совершенно обычном, доме. Хотя, до сих пор эта жизнь казалась ей немыслимым чудом. Дом, в котором она жила, был полностью и постепенно выкуплен членами тайной общины, которых Фанни называла теперь "свои". В нём жили только такие, как она, люди, спасенные из недр безумного и звериного мира. Теперь они оберегались тайной организацией от тех структур, что властвовали повсеместно. И были управляемы тем, что называлось "тени" и "зло". Отделить таких, как Фанни, людей от иных, зараженных вирусом чуждого людям разума, можно было лишь недавно, с помощью проверки специальной аппаратурой. Такая аппаратура была установлена в домах общины повсюду, и при наличии "подсадки" человек, проникающий в подобный дом, испытывал помутнение разума, сильную головную боль, падал и отключался. Это было мерой предосторожности и защиты.
Таких, случайных людей, которые иногда проходили сюда, с намерениями, далеко не благими, если они проходили обычные препятствия, вроде кодовых замков - потом обрабатывали, внушив с помощью приборов ложную память, и аккуратно выносили.
Потому, внутри дома его жители были полностью защищены. Фанни думала о таких людях, которых встретила здесь в последние дни.
В это время, в дверь тихо постучали.
– Да, войдите!
– отозвалась Фанни, заранее почувствовав, что сейчас увидит Неназываемого.