Вне рутины

Лейкин Николай Александрович

— Такъ въ чемъ-же? Въ чемъ-же остановка? — задалъ вопросъ Іерихонскій, помолчалъ и опять началъ:- Предполагаю и еще одинъ пунктъ могущаго быть сомннія, по которому тоже сейчасъ радъ охотно высказаться. Если дло идетъ о васъ, многоуважаемая Манефа Мартыновна, то-есть какъ вамъ жить, слитно съ нами или отдльно отъ насъ, если-бы я вступилъ въ законный бракъ съ дочерью вашей, то этотъ вопросъ я всецло отдаю на усмотрніе Софьи Николаевны. Какъ вы съ нею ршите, какъ она скажетъ, такъ тому и быть.

Манефа Мартыновна просіяла.

— Вообразите,

даже и объ этомъ у насъ не было разговора! — сказала она. — Впрочемъ, благодарю васъ за ваше любезное согласіе.

Іерихонскій поклонился и продолжалъ:

— Я вн рутины, поэтому скажу вамъ, какъ чувствую и какъ понимаю. Совмстное сожительство съ тещей можетъ быть хорошо и нехорошо. Большое подспорье будетъ для дома, если такая вполн цвтущая дама, какъ вы, возьметъ на себя хозяйство въ дом, потому что молодыя жены въ рдкихъ случаяхъ бываютъ способны на веденіе хозяйства. Но есть и отрицательныя стороны. Если, напримръ, теща… Простите, досточтимая, тутъ не о васъ рчь. Тутъ иксъ…

— Вы боитесь раздора, Антіохъ Захарычъ? — воскликнула Манефа Мартыновна. — О, я не такая, совсмъ не такая! Дрязги и раздоры не въ моемъ характер. Вы знаете, я жила съ покойникомъ мужемъ… крутой онъ былъ человкъ… иногда и выпивалъ… И ни разу я, ни разу…

— Ну-съ, такъ вотъ вы и передайте милйшей Софьи Николаевн все сейчасъ мной сказанное, все съ чмъ я навстрчу иду, дабы заручиться ея благопріятнымъ отвтомъ на мое предложеніе, — сказалъ Іерихонскій. — Такъ завтра она порадуетъ меня чмъ-нибудь?

— Сказала она мн, что завтра ршитъ, когда. и какъ, а впрочемъ… не скрою отъ васъ, что она такая двушка, которая привыкла къ самостоятельности, — отвчала Манефа Мартыновна. — На нее насдать, такъ хуже будетъ.

— Гм… Но чмъ-же, чмъ я могу заслужить ея расположеніе? Какъ мать, вы должны знать, какія вы у ней слабости замтили? Скажите. Не могу-ли я ее расположить къ себ хорошимъ подаркомъ? — приставалъ Іерихонскій. — Какъ вы на это посмотрите, если-бы я послалъ ей сейчасъ съ вами въ подарокъ брилліантовый браслетъ жены-покойницы?

— Да ужъ право не знаю, Антіохъ Захарычъ, — замялась Манефа Мартыновна. — А если она, паче чаянія… Вдь хоть и дочь она, а чужая душа — потемки.

— Отказала-бы мн? — перебилъ ее Іерихонскій. — Ну, тогда вы, какъ честные люди, возвратите мн браслетъ. Не правда-ли: вдь возвратите?

— Конечно-же, возвратимъ, Антіохъ Захарычъ.

— Ну, такъ вотъ возьмите и передайте Софьи Николаевн. Я сію минуту… Прошу извиненія…

Іерихонскій поднялся изъ-за стола, отправился къ себ въ спальню и вернулся оттуда со шкатулкой палисандроваго дерева съ бронзовыми скобками на углахъ и съ перламутровой инкрустаціей на крышк — очень старинной работы. Онъ отворилъ шкатулку, вынулъ оттуда полинялый красный сафьянный футляръ и, доставъ изъ него браслетъ съ крупными брилліантами и рубиномъ посредин, сказалъ Манеф Мартыновн:

— Пожалуйте… Прошу передать отъ меня…

— Мерси,

мерси, Антіохъ Захарычъ… — говорила та.

— Но подъ условіемъ возвратить, если-бы дло, храни Богъ, не состоялось, — прибавилъ онъ еще разъ.

— Да непремнно, непремнно. Желаете росписку можетъ быть?

— Врю такъ. Мы сосди, и я къ вамъ приглядлся.

Онъ махнулъ рукой, помолчалъ и спросилъ:

— Можетъ быть, многоуважаемая, вы интересуетесь посмотрть на остальныя драгоцнности, которыми будетъ владть Софія Николаевна въ случа ея согласія на бракъ?

— Покажите, Антіохъ Захарычъ.

Іерихонскій вынулъ изъ шкатулки три нитки жемчуга, дамскіе часы съ эмалью и брилліантами, съ золотой цпочкой, брилліантовое ожерелье, нсколько колецъ съ брилліантами, серьги.

Манефа Мартыновна разсматривала драгоцнности и шептала:

— Прелесть, прелесть… Восторгъ что такое!

Іерихонскій держалъ въ рук колечко съ брилліантомъ, рубиномъ, сапфиромъ и изумрудомъ.

— Въ виду того, что вы общаетесь возвратить въ случа неудачи моего предложенія, позвольте къ браслету присоединить и это колечко.

— Да ужъ на первый-то разъ, я думаю, довольно, — отказывалась Манефа Мартыновна.

— Возьмите, возьмите. Молодыя двушки любятъ брилліанты. Наднетъ на пальчикъ его, оно заблеститъ и это можетъ расположить Софію Николаевну въ мою пользу, — настаивалъ Іерихонскій.

Манефа Мартыновна взяла.

— Балуете вы Соняшу. Ахъ, какъ балуете! — говорила она.

— Боже мой! Только-бы расположить.

Черезъ полчаса она съ дарами для дочери уходила отъ Іерихонскаго домой. Іерихонскій нжно поцловалъ при прощаньи у ней руку, проводилъ ее по лстниц до ея квартиры, позвонился для нея, еще разъ приложился къ рук и раскланялся.

XXI

Соняша сама отворила матери дверь, пропустила ее въ прихожую и иронически спросила:

— Насладились-ли?

— Ахъ, Соняша! Напрасно ты такъ насмхаешься надъ нимъ, — отвчала мать, входя въ комнаты. — Изъ моихъ разсказовъ ты сейчасъ увидишь, что это прекраснйшій человкъ и рдкой души.

— Вы вдь и раньше такъ говорили.

— Но сегодня я заручилась многими и многими доказательствами, что это превосходнйшій человкъ. Не глумиться теб надъ нимъ надо, а пойти завтра въ церковь и поставить свчку Николаю угоднику, покровителю бдныхъ невстъ. Да, да… Это слдуетъ сдлать.

— Позвольте… Чмъ-же это васъ т. жъ очаровалъ Іерихонскій? — спросила Соняша съ усмшкой.

— Многимъ и очень многимъ. А вотъ пока получи кое-что — и можетъ быть это и тебя очаруетъ.

Манефа Мартыновна ползла въ карманъ, вынула оттуда два сафьянныхъ футляра съ браслетомъ и кольцомъ, открыла ихъ и протянула ихъ Соняш.

Та попятилась.

— Что это? — спросила она.

— Брилліантовый браслетъ и кольцо теб въ подарокъ. Нтъ, какая предупредительность!

Дочь не брала.