Вне рутины

Лейкин Николай Александрович

Она засмялась, потомъ захохотала, быстро опустясь въ кресло и держась за бока. Смхъ ея вскор перешелъ въ плачъ, плачъ въ рыданія, и съ ней сдлалась истерика.

Манефа Мартыновна испугалась, бросилась къ дочери со стаканомъ воды.

— Что съ тобой, Соняша? Что ты это? Выпей скоре воды… — тревожно говорила она. — Это все оттого, что ты нервничаешь и злишься… А ты будь, милушка, спокойне.

Но истерика прекратилась не скоро. Была вызвана кухарка Ненила. Появились валерьяновыя капли. У Соняши начали разстегивать корсажъ, сняли съ нея корсетъ, перевели ее въ спальню и уложили въ постель. Руки у Манефы

Мартыновны тряслись, глаза слезливо моргали. Ненила, раздвая Соняшу, недоумвала.

— Что такое, барыня, съ барышней-то нашей стряслось? — тихо спрашивала она Манефу Марты новну.

— Нервы… — отвчала та коротко.

— Съ чего неврамъ-то быть, помилуйте. Кажется, все вокругъ пріятное… Женихъ генералъ… и все эдакое… Браслетку-то вдь я видла, какую имъ генералъ подарили. Да и кольцо… Съ нареченными-то, матушка-барыня, Манефа Мартыновна, я васъ еще к не поздравила… Поздравляю, барыня…

— Спасибо. Откуда ты это только все знаешь?.. — сухо сказала Манефа Мартыновна,

— О, Господи! Да у насъ вся лстница объ этомъ говоритъ! Во всхъ квартирахъ разговоры! — возвысила голосъ Ненила.

— Тише… Чего ты орешь-то! Надо дать Софь Николаевн покой. Уходи.

— Молчу, молчу, барыня…

И Ненила отправилась въ столовую убирать посуду посл ужина. Манефа Мартыновна переодлась въ блузу и пошла помогать ей.

Когда Манефа Мартыновна вернулась въ спальню, Соняша, уже успокоившаяся, лежала совсмъ раздтая въ постели подъ одяломъ, съ напудреннымъ лицомъ и при свт свчки читала книгу. Она поцловала дочь и тихо спросила:

— Съ чего это ты? Что такое съ тобой стряслось, дурочка?

— Ахъ, мамаша, мамаша! И вы еще спрашиваете! — спокойно уже отвчала Соняша. — Думаете, легко мн? Весь вечеръ нервы-то были какъ струны натянуты, натянуты до послдней степени — ну, и лопнуло. Разв я о такомъ муж мечтала? Разв такимъ я себ будущаго мужа представляла?!.

Голосъ Соняши опять дрогнулъ. Мать тоже слезливо заморгала глазами и ужъ не сочла нужнымъ противорчить дочери, а только сказала:

— Ну, оставь, оставь… Ужъ не разговаривай…. Не тревожь себя…

Она стала раздваться, легла спать, полежала немножко и проговорила:

— Хочешь слушать меня, такъ совтую теб завтра въ церковь сходить и свчку поставить. Это успокоитъ тебя.

— Не поможетъ!

Соняша сдлала глубокій вздохъ и погасила свчку.

На слдующее утро, часу въ девятомъ, когда Манефа Мартыновна еще~только кофе пила, явился Іерихонскій. Онъ былъ въ вицмундир, съ портфелемъ и весь сіялъ улыбкой.

— Простите великодушно, но, отправляясь на службу, не утерплъ, чтобы не забжать къ вамъ, — сказалъ онъ. — Ахъ, Манефа Мартыновна, какъ я счастливъ въ настоящее время! Безгранично счастливъ! — началъ онъ, когда та пригласила его въ столовую выпить чашку кофе. — Всю ночь провелъ я въ самыхъ радостныхъ кудрявыхъ сновидніяхъ и теперь прилетлъ, какъ мотылекъ къ роз. Простите, къ моимъ годамъ можетъ быть и не идутъ такія сравненія, но я сердцемъ молодъ еще, Maнефа Мартыновна. А гд-же Софія Николаевна? Могу я ее видть?

Онъ несказанно удивился, когда ему было сказано, что Соняша еще спитъ.

— Занездоровилось что-нибудь Софіи Николаевн или это она такъ? — задалъ онъ вопросъ.

— Баловница. Избалована она у меня, Антіохъ Захарычъ, — отвчала Манефа Мартыновна. —

Избалована и теперь такую привычку взяла, что никогда раньше одиннадцати часовъ не поднимается съ постели. Она долго читаетъ ночью въ постели. Очень долго.

— Очень жаль, что не имю возможности дождаться, когда она встанетъ. Обязанъ хать на службу… Служба прежде всего, — говорилъ Іерихонскій. — Но кром желанія лицезрть Софію Николаевну, я хотлъ передать ей маленькій подарокъ на покупку нарядовъ, необходимыхъ даже при самомъ скромномъ парад бракосочетанія, и если она и вы не побрезгуете, то вотъ-съ… передайте ей…

Іерихонскій ползъ въ карманъ, вынулъ оттуда конвертъ, извлекъ изъ него три новыя сотенныя бумажки и положилъ ихъ на столъ передъ Манефой Мартыновной.

— Ахъ, Антіохъ Захарычъ, какъ вы меня утшили! — заговорила та. — Какой вы предупредительный мужчина! А я такъ безпокоилась, что до полученія пенсіи еще далеко, жильцы тоже плохо платятъ. Прикопленнаго у меня пустяки, а между тмъ ршили торопиться со свадьбой. Зачмъ-же брезговать… Очень благодарны вамъ. Я передамъ Соняш — сейчасъ-же передамъ ей, какъ только она встанетъ. Это такъ кстати, такъ кстати намъ… А она при первомъ-же свиданіи сама отблагодаритъ васъ за вашу любезность. Еще разъ спасибо, большое спасибо.

И Манефа Мартыновна крпко пожала руку Іерихоискаго.

— Вечеромъ не премину быть у васъ, — сказалъ Іерихонскій и, схвативъ портфель, тотчасъ-же сталъ уходить.

XXVI

Возставшая отъ сна и вышедшая въ столовую пить кофе Соняша все-таки поломалась, когда мать ея вручила ей триста рублей, принесенные Іерихонскимъ на подвнечные расходы.

— Зачмъ вы брали! Съ какой стати? Возвратите… отдайте обратно! Вдь это-же нищенство! — кричала она на мать. — Брать подачку… Вдь это-же прямо оскорбительно.

Манефа Мартыновна растерялась.

— Не знаю… Какое-же тутъ оскорбленіе, если отъ жениха?.. — говорила она. — Къ тому-же онъ отъ чистаго сердца… по своей доброт. Мы не клянчили, не просили, а онъ самъ. И, наконецъ, вдь подарки ты отъ него уже брала. Браслетъ… Кольцо… Такой-же подарокъ и это.

— Браслетъ и кольцо — вещи, а тутъ деньги… — противорчила Соняша. — Нтъ, надо отослать обратно.

— Если ты отошлешь, то на что-же ты сдлаешь себ подвнечное платье, купишь вуаль, блье, полусапожки? Наконецъ, теб какой-нибудь утренній пеньюаръ надо имть, визитное платье. А у меня денегъ нтъ. У меня всего только тридцать три рубля за душой, — старалась убдить дочь Манефа Мартыновна.

Соняша задумалась.

— Можно внчаться въ томъ, что имется. У меня есть блое кашемировое платье, — сказала она.

— Ты на смхъ говоришь, что-ли? Оно закоптлое, грязное, съ отрепаннымъ подоломъ и безъ шлейфа. Разв можно на него блые цвты наколоть? А полусапожки, а вуаль? А перчатки? Новую юбку исподнюю — тоже надо.

— Какая это все китайщина!

Соняша сдлала гримасу.

— Порядокъ… обычай… Съ волками жить, по волчьи выть. Кухарка внчается, такъ и та къ внцу себ новое платье шьетъ. Нельзя-же съ отрепаннымъ подоломъ… Вспомни, вдь ты за генерала выходишь замужъ. Нтъ, онъ окрылилъ меня, совсмъ окрылилъ этими тремя стами рублей… А то я и не знала-бы, что длать… — признавалась На. нефа Мартыновна.