Вне рутины
Шрифт:
Онъ взялъ колечко съ нсколькими брилліантиками и надлъ его на палецъ Соняш.
XXVIII
Свадьба Антіоха Захаровича Іерихонскаго и Софьи Николаевны Заборовой была въ первое воскресенье посл Пасхи, на такъ называемой Красной горк, т. е. въ такой день, про который народное поврье гласитъ, что онъ приноситъ особенное согласіе и счастіе брачущимся. Какъ ни настаивала Соняша, чтобы внчаніе было скромное и тихое, Іерихонскій на это не согласился и свадьба была парадная, хотя и безъ пира. Это былъ единственный случай, когда онъ заупрямился, не согласился съ Соняшей и доказалъ ей, какъ дважды-два четыре, что парадная свадьба можетъ принести ему выгоды по служб, дастъ заручку къ повышенію. Внчались они въ одной изъ аристократическихъ домовыхъ
Подъ внцомъ Соняша была очень эффектна въ бломъ плать съ длиннйшимъ шлейфомъ и тюлёвой вуалью чуть не до пола. Брилліанты Іерихонскаго, поднесенные имъ передъ внцомъ, были на ней, хотя она и не успла ихъ вставить въ новую оправу. Когда она входила въ церковь подъ руку съ шаферомъ Олоферновымъ, статскіе генералы направили на нее свои пенснэ и среди ихъ послышались похвалы ея красот. Профессоръ Пріемленскій, второй шаферъ Іерихонскаго, впервые увидавшій Соняшу, одобрительно шепнулъ Іерихонскому:
— Да она у тебя совсмъ красота! Знаешь, хоть-бы и не теб старику.
Лицо Іерихонскаго засіяло яркой улыбкой, онъ переступилъ съ ноги на ногу и даже какъ-то молодцевато притопнулъ правой ногой.
Утромъ, въ день свадьбы, у Соняши была опять истерика. Она опять получила письмо отъ лейтенанта Михаила Леонтьевича. Письмо было закрытое. На этотъ разъ онъ писалъ ей изъ Санъ-Франциско, сообщалъ, что въ пути принакопилъ денегъ, что они кончаютъ плаваніе, находятся на пути въ Россію и что въ іюл мсяц онъ надется бытъ въ Кронштадт. Онъ расхваливалъ природу попутныхъ городовъ, описывалъ скуку въ мор при большихъ переходахъ, упомянулъ даже, что перечитываетъ въ свободное отъ службы время Тургенева, но не сдлалъ 'ни малйшаго намека на любовь свою къ ней, но Соняша все-таки разрыдалась. Она плакала такъ долго, такъ натерла глаза, что вки ея и подъ внцомъ были еще припухши и красны.
Когда внчаніе кончилось, гости приносили свое поздравленіе въ зал, находящемся при церкви. Были поданы шампанское и конфеты. При поздравленіи «статскіе генералы» и другіе сослуживцы цловали у Соняши руку, при чемъ Іерихонскій каждаго изъ нихъ отрекомендовалъ Соняш и, если это былъ «генералъ», то произносилъ его имя, отчество и фамилію съ приставкой «его превосходительство», а лицъ чиномъ ниже дйствительнаго статскаго совтника атестовалъ такъ: надворный совтникъ такой-то, статскій совтникъ такой-то.
Когда-же подошла поздравлять Іерихонскаго старуха графиня Стопцева, Іерихонскій отъ умиленія слезливо заморгалъ глазами
— А эта многоуважаемая дама, Софія Николаевна, ея сіятельство графиня Варвара Петровна Стопцева есть прямая моя благодтельница, десница, осняющая меня, какъ исполнителя всхъ ея благихъ предначертаній на пользу бдствующихъ. Ея сіятельство, такъ сказать, моя путеводная звзда, моя…
Онъ запутался. Соняша замтила, что изъ-подъ его золотыхъ очковъ текутъ по морщинистымъ щекамъ дв крупныя слезы.
Графиня Стопцева тоже расчувствовалась отъ этихъ словъ и слезливо заморгала глазами. Она обняла Соняшу, крпко поцловала ее и дрожащимъ отъ волненія голосомъ проговорила:
— Берегите, другъ мой, нашего старичка, берегите его. Онъ для нашего общества незамнимъ, Будьте утхою ему на склон лтъ и окрыляйте его. Онъ много, много трудится у насъ.
Когда графиня отошла отъ Соняши, къ графин тотчасъ-же подскочила ея приживалка съ флакономъ соли и забормотала:
— Успокойтесь, ваше сіятельство, успокойтесь, благодтельница. Вамъ вредно волноваться. Вотъ понюхайте…
Черезъ полчаса гости начали разъзжаться. Похали къ себ на квартиру и новобрачные. Сидя въ карет съ Іерихонскимъ, Соняша сказала цлующему ея руку мужу:
— Смотрите, Антіохъ Захарычъ, не раздражайте-же меня и повинуйтесь мн во всемъ, какъ общали, иначе мы недолго проживемъ вмст.
Іерихонскій обомллъ.
— Божество мое! Да что-же это вы все такое говорите! Вдь это совсмъ несообразное.
Онъ только это и могъ выговорить.
Домой Іерихонскіе пріхали прямо къ обду. Столъ былъ уже накрытъ въ столовой Іерихонскаго. Когда они шли къ себ по лстниц, изъ дверей квартиръ на каждой площадк выглядывали жильцы дома. Манефа Мартыновна встртила новобрачныхъ съ иконой и хлбомъ-солью. Дарья, Ненила и Семенъ поднесли большой крендель.
Вскор изъ церкви пріхали три шафера: Пріемленскій, Олоферновъ и Хохотовъ. Эти три шафера только и были гостями за обдомъ.
Обдъ состоялъ изъ семи перемнъ и длился часа полтора. Ненила и Дарья вложили въ него всю свою душу. Семенъ служилъ у стола въ раздобытомъ гд-то фрак. Соняша была скучна. Она не выдержала, въ конц обда отправилась снять съ себя подвнечное платье и вернулась ужь въ простомъ плать. Шафера старики изрядно пили за столомъ. Не отставалъ отъ нихъ и женихъ, Бражничанье продолжалось и посл обда. Шафера заставили его играть на гитар, а сами подъ акомпаниментъ ея пли бурсацкія псни. Пріемленскій даже плясалъ казачка.
Соняша морщилась и говорила матери:
— Какое безобразіе! Когда все это кончится?
Въ десять часовъ вечера гости ухали. Одваясь въ прихожей и прощаясь съ хозяевами, Пріемленскій икалъ и долго не могъ попасть рукой въ рукавъ пальто. Олоферновъ поцловалъ на прощанье Іерихонскаго и шепнулъ ему на ухо:
— Большого дурака ты сломалъ, что промнялъ вдовью жизнь на женатую!
XXIX
Когда старики шафера удалились, на Іерихонскаго вдругъ напала какая-то тоска. Тоска эта соединилась съ чувствомъ робости неизвстно передъ чмъ. Такъ бываетъ съ учениками передъ экзаменами. Ему щемило сердце, по спин какъ-бы мурашки бгали. Онъ почувствовалъ почему-то себя какъ-бы чужимъ въ своей квартир. Постоявъ у себя въ кабинет въ раздумь и выпивъ остатки вина въ бутылк, онъ пошелъ къ Соняш. Соняша сидла въ спальн въ сообществ матери и своего шафера студента Хохотова, которые уже собирались уходить къ себ внизъ. Іерихонскій остановился передъ Соняшей и, глуповато улыбнувшись, сказалъ:
— Вотъ и пиръ нашъ кончился.
Соняша ничего не отвтила, а Манефа Мартыновна, взглянувъ на него, проговорила:
— Вамъ-бы, зятекъ любезный, теперь мундиръ-то съ себя снять, да и панталончики-то блыя снять, а надть простой домашній пиджачекъ. Марко все это. Долго-ли замарать!
— Сейчасъ сниму, — послушно отвчалъ Іерихоискій. — Переоднусь.
— Постойте, постойте. Панталоны-то ужъ запятнали, кажется, — остановила его Манефа Мартыновна. — Такъ и есть… Пятно… Должно быть — виномъ залили. Ну, да я вамъ завтра выведу пятно. У меня такое мыло есть отъ пятенъ. Да и теб-то, милушка, Соняша, переодться-бы въ новенькій пеньюарчикъ, — обратилась она къ дочери по уход Іерихонскаго. — Переоднься-ка… А мы выйдемъ изъ спальни. Викторъ-то Матвичъ не взыщетъ.