Вне рутины
Шрифт:
— Не поду я завтра, никуда больше не поду, — отрзала Соняша.
— Голубушка, невозможно. Надо къ Карманцеву. Карманцевъ у насъ членъ совта. Очень нужный человкъ. Отъ него многое можетъ зависть. Вы слышали, давеча товарищъ министра-то что далъ мн понять? Слышали, о чемъ онъ намекнулъ?
— Ничего я не слышала.
— Это оттого, что у васъ нтъ чиновничьяго уха. А мы иногда только тонъ улавливаемъ. Нтъ, надо, надо къ Карманцеву, и вы ужъ не прекословьте, ангелъ мой.
Іерихонскій снова подошелъ къ рук Соняши.
— Опять!? — воскликнула та. — Ну, я буду считать. Это сто второй разъ……
Семенъ, пришедшій
За столомъ сидли не долго. Іерихонскіе торопились въ оперу, поспшно напились посл стола кофе и ухали.
«Слава Богу, кажется, угомонилась», — подумала про Соняшу Манефа Мартыновна, проводивши ее въ театръ.
Присутствовавшій тутъ-же студентъ Хохотовъ словно понялъ ея мысль и сказалъ:
— Превосходная генеральша изъ Софьи Николаевны выйдетъ, когда она въ роль войдетъ. Напрасно она долго раздумывала и не соглашалась замужъ за него выходить. Прекрасная партія.
— А я-то что говорила? — подхватила Манефа Мартыновна. — Я только объ этомъ и говорила. Вдь какой прекрасный человкъ-то! Кроткій, обходительный, ласковый. Немножко староватъ, но да что за бда! Вдь ужъ у Соняши какой характеръ? Преужасный… Иногда матери — и то не въ терпежъ. Скора она на слова, дерзка, своенравна, ужъ чего-чего она ему не говорила, когда онъ женихомъ ходилъ, а онъ все это безпрекословно выслушивалъ. А оттого что умный человкъ, совсмъ умный.
Хохотовъ засмялся.
— Простите, Манефа Мартыновна, теперь Іерихонскій вашъ зять и мн не совсмъ ловко вамъ такъ про него выражаться, но умъ его я хвалить не буду. У него есть умъ, но умъ односторонній.
— То-есть какъ это?
— У него умъ есть тамъ, гд нужно выслужиться, тутъ онъ силенъ и сдлалъ свое дло, но въ дл женитьбы… Конечно, это также оттого зависитъ, что онъ влюбленъ въ Софью Николаевну, а влюбленные вообще теряютъ… Какъ-бы это сказать?… Ну, разсудительность, что-ли, теряютъ… Я не хочу быть очень рзокъ.
— Стало быть вы находите, что ему не слдовало жениться на Соняш? — быстро спросила Манефа Мартыновна.
Хохотовъ замялся.
— Я не хотлъ-бы быть на его мст, - произнесъ онъ. — Будучи въ его годахъ, съ его положеніемъ, я, обсудивъ и взвсивъ все, не женился-бы на Софь Николаевн. Для нея эта партія прекрасная, но для него…
Манефа Мартыновна разсердилась.
— Что вы такое говорите, Викторъ Матвичъ! И мн, матери, въ глаза… Помилуйте! — возвысила она голосъ. — Стало быть вы находите, что Соняша-то ниже его, что-ли! Ея отецъ умеръ тоже въ полковническомъ чин. Орденами тоже былъ увшанъ.
— Не въ томъ дло, Манефа Мартыновна, не въ томъ дло. Я не про неравенство… Боже меня избави! И не про матеріальное положеніе. Для Софьи Николаевны эта партія хорошая и она можетъ быть относительно счастлива замужемъ за Іерихонскимъ, но сама она Іерихонскому счастія не дастъ, никакого не дастъ. Вотъ помяните мое слово!
— Подите! Вы всегда и на все каркаете! — махнула рукой Манефа Мартыновна. — Да и удивляюсь, какъ вы ршаетесь это говорить матери. Вдь я ея мать.
— Говорю, что чувствую. Считаю себя у васъ своимъ и привыкъ говорить правду. Характеръ Софьи Николаевны я знаю, изучилъ. И вотъ помяните мое слово!
Студентъ удалился къ себ въ комнату.
— Каркаете, каркаете! — произнесла ему вслдъ Манефа Мартыновна. — Впрочемъ, иногда и ворона каркаетъ къ ненастью да ошибается, —
Но въ томъ, что Соняша «угомонилась», Мапефа Мартыновна не была вполн уврена. Весь вечеръ на нее находило сомнніе и она не могла отбросить его отъ себя даже любимымъ своимъ занятіемъ, раскладываніемъ пасьянса. Часовъ въ одиннадцать вечера она начала прислушиваться — не вернулись-ли Іерихонскіе изъ театра, что могла узнать по шагамъ надъ своей квартирой. Когда хлопала дверь съ улицы въ подъзд, она два раза выходила на лстницу, чтобъ встртить дочь съ мужемъ на площадк. Ее такъ и тянуло побывать у нихъ, когда они вернутся изъ театра, попить съ ними чаю и видть, въ какомъ расположеніи духа Соняша, какія ея отношенія къ мужу. Кончилось тмъ, что она послала Ненилу наверхъ къ Дарь сказать, чтобы та увдомила ее, когда господа вернутся изъ театра.
Минутъ черезъ десять Дарья прибжала къ ней и сообщила, что господа пріхали.
Манефа Мартыновна накинула на себя платокъ и побжала наверхъ. Соняшу она нашла въ спальн переодвающуюся въ капотъ. Соняша говорила, что у ней разболлась отъ жары голова и нюхала нашатырный спиртъ. На вопросъ матери, понравилось-ли Соняш представленіе, та сухо отвчала:
— Опера, какъ опера. Что-же можетъ быть тутъ особеннаго?
За чаемъ Іерихонскій опять поднялъ вопросъ о завтрашнихъ визитахъ, на что Соняша сказала тономъ, не допускающимъ возраженія:
— Завтра мы подемъ въ Павловскъ дачу смотрть.
«Опять закусила удила», — подумала про Соняшу Манефа Мартыновна, выпила чашку чаю, пошептала дочери, чтобъ она была поласкове съ мужемъ, не получила никакого отъ нея отвта и спустилась внизъ въ свою квартиру.
ЭПИЛОГЪ,
Прощло около года посл женитьбы Антіоха Захаровича Іерихонскаго на Софь Николаевн Заборовой, и ужъ Іерихонскій живетъ одинъ въ Петербург. Софья Николаевна проживаетъ за границей.
Вмст супруги Іерихонскіе прожили всего девять мсяцевъ, и вс эти девять мсяцевъ были цлымъ рядомъ издвательствъ Соняши надъ Іерихонскимъ. Сначала влюбленный старикъ сносилъ эти издвательства легко, благодушно, ожидая, что Соняша какъ-нибудь измнитъ свое обращеніе съ нимъ, но потомъ, когда увидалъ, что перемны нтъ, началъ страдать. А ужъ чего-чего только не длалъ бдный старикъ, чтобъ угодить Соняш и заслужить ея расположеніе! Чмъ-чмъ только онъ не поступался! Въ угоду ей онъ измнилъ весь строй своей жизни, но и это не помогло. Не было малйшаго желанія Соняши, которое-бы онъ не исполнилъ, но за исполненіе каждаго ея желанія она была относительно съ нимъ ласкова разв какой-нибудь часъ, а затмъ опять начинались издвательства. Измнять она ему не измняла, потому что около нея особенныхъ ухаживателей не было, не было предмета, которымъ она могла-бы увлечься, но обращеніе ея съ мужемъ было самое жестокое. «Старый колпакъ», «выденная молью шуба», «стоптанная туфля» были любимыми эпитетами, которые она расточала ему въ разговорахъ съ нимъ. Антіохомъ Захаровичемъ она называла его въ лицо только при постороннихъ, а глазъ-на-глазъ разв только въ теченіе часа подъ впечатлніемъ полученнаго отъ него какого-нибудь подарка. За глаза-же она его называла при постороннихъ «мой философъ», «мой семинаристъ» и разв, когда при знакомыхъ лицахъ хотла похвастаться, что она носитъ титулъ превосходительства, то говорила про него «мой генералъ».