Вне рутины

Лейкин Николай Александрович

— Ну, а какъ слышно, настоящій онъ вдовецъ, скромный? Скромный или у него?..

— Да вдь кто Богу не гршенъ и царю не виноватъ… — засмялась кухарка. — Дарья ихняя сказывала, что будто у него какая-то мамулечка есть на сторон изъ повивальныхъ бабокъ. Есть… И ходилъ онъ къ ней, но накрылъ у ней какого-то офицерика молоденькаго, поругался и покончилъ къ ней ходить.

— Но теперь-то, все-таки, прикончилъ и стало быть у него ужъ никого нтъ, — сказала Манефа Мартыновна.

— Кажется, прикончилъ. Ну, да если вы такъ интересуетесь,

то я у Дарьи спрошу. Она скажетъ.

— Не надо, не надо… Съ какой стати! Какое мн дло! Я такъ только…

— Спрошу, спрошу, барыня…

Манефа Мартыновна повертлась еще въ кухн и ушла въ комнаты.

III

За обдомъ Манефа Мартыновна не упоминала дочери о Іерихонскомъ. Она стснялась жильца. Съ ними обдалъ жилецъ ихъ, медицинскій студентъ послдняго курса Хохотовъ, который ежедневно столовался у нихъ. Это былъ коренастый, не ладно скроенный, но крпко сшитый черный въ усахъ, съ гладко стриженной щетиной на голов, человкъ лтъ двадцати шести, очень много вшій и говорившій на «о». Онъ разсказывалъ о прелести жизни въ глухой деревн, объ охот, о рыбной ловл и закончилъ такъ:

— Какъ только кончу курсъ и получу лекаря — сейчасъ буду искать себ мсто земскаго врача, чтобы жить въ такой деревн. Тамъ и жить на половину дешевле.

— Холостому въ такой деревн скучно будетъ жить, — замтила ему Соняша.

— Женюсь, — отвчалъ Хохотовъ.

— Тамъ и женитесь? — спросила она.

— Именно тамъ. Здшнія петербургскія барышни не годятся. Он будутъ тяготиться такой жизнью.

— Отчего?

— Оттого, что очень ужъ избалованы. Имъ нуженъ театръ, гостиный дворъ, прогулка по Морской, посщеніе Зоологическаго сада, музыка въ Павловскомъ вокзал, а тамъ ничего этого нтъ. Возьмите себя. Вы не согласились-бы на такую жизнь.

— Почему вы такъ думаете? Почему вы меня считаете усердной постительницей Зоологическаго сада? — спросила Соняша. — Ныншнимъ лтомъ я только два раза въ Зоологическомъ саду и была съ маменькой, — отвчала Соняша. — Въ Павловск три раза.

— И все-таки были. А тамъ ничего этого нтъ. Даже красокъ для расписыванія тарелокъ не найдете. По части музыки — разв аристонъ себ заведете.

— Зачмъ-же аристонъ? Можно и піанино.

— И при піанино вы оттуда сбжите.

Студентъ умолкъ и принялся уписывать жареный ломоть говядины съ соленымъ огурцомъ.

— А знаете у меня женихъ объявился?

— Ну!? — протянулъ студентъ. — Когда-же это?

— Сегодня.

Мать мигнула дочери, чтобы она молчала, но та не обратила на это вниманія.

— Кто такой, — поинтересовался студентъ.

— Угадайте. Вы его знаете. Нсколько разъ встрчали на лстниц.

— Недоумваю. Ужъ не тотъ-ли конторщикъ изъ страхового общества, который жилъ у васъ въ той комнат, гд теперь живетъ этотъ учитель или воспитатель изъ гимназіи?

— Нтъ. Вы старика Іерихонскаго на нашей лстниц видали? У него квартира надъ

нами.

— Какъ-же, какъ-же… Сколько разъ встрчалъ. У него племянникъ студентъ.

— Ну, такъ вотъ онъ, — объявила Соняша.

— То-есть старикъ или его племянникъ? — спросилъ студентъ.

— Старикъ, старикъ Іерихонскій. Сегодня онъ сдлалъ мн черезъ маму письменное предложеніе, то-есть прислалъ письмо, гд проситъ моей руки.

— Вовсе не такъ… Совершенно не такъ… — вмшалась въ разговоръ Манефа Мартыновна. — Онъ просто ищетъ нашего знакомства. Вдовецъ онъ, ему скучно — и вотъ онъ прислалъ письмо.

— Зачмъ вы, маменька, скрываете! Письмо прямо съ предложеніемъ мн руки и сердца черезъ васъ. Человкъ даже пишетъ, что онъ не преслдуетъ никакой корыстной цли — и не разсчитываетъ на приданое. Еще-бы онъ-то разсчитывалъ! Что вы на это скажите, Викторъ Матвичъ? — обратилась Соняша къ студенту.

Студентъ пожалъ плечами.

— Да что-жъ я могу сказать, — проговорилъ онъ. — Жениться никому не возбраняется, если онъ холостъ или вдовъ. Вдь онъ сдлалъ только предложеніе.

— Ну, а на предложеніе надо отвчать. Какъ-бы вы отвтили на моемъ мст?

— Да вовсе онъ и не проситъ отвта. Онъ проситъ только назначить день и часъ, если для насъ будетъ не противно его посщеніе. Человку, очевидно, скучно… — говорила Манефа Мартыновна, стараясь затуманить дло.

— Что-же-бы вы отвтили, Викторъ Матвичъ, будучи на моемъ мст? — приставала Соняша…

— Да вдь вы все равно меня не послушаете, Софья Николаевна, — уклонялся студентъ отъ отвта.

— Да говорите, говорите.

— Извольте. Іерихонскій этотъ — старикъ съ деньгой. Это я знаю отъ его племянника. Онъ скупенекъ, но при извстныхъ условіяхъ можетъ растаять…

— Генералъ. Въ чин дйствительнаго статскаго совтника, — прибавила мать.

— Это тоже у насъ иметъ большое значеніе, — согласился студентъ. — Да и не у насъ однихъ, а даже и въ иностранныхъ земляхъ.

— Но вдь онъ старъ и физіономія у него… — начала Соняша съ гримаской.

— А слыхали вы мудрое изреченіе, что мужчина немножко покраше чорта, такъ и хорошъ, — отвчалъ студентъ.

— Вотъ, вотъ… — подхватила Манефа Мартыновна. — Это хорошее изреченіе. Да и вовсе этотъ Іерихонскій ужъ не такъ некрасивъ собой. Правда, онъ не красавецъ, но мужчина, какъ мужчина… И насчетъ лтъ. Соняша называетъ его все старикомъ. Пожилой человкъ — вотъ и все.

— Да… Онъ еще не старикъ, — улыбнулся студентъ. — Племянникъ его мн разсказывалъ про него… «Мой дядя, говоритъ, еще молодого за поясъ заткнетъ».

Студентъ подмигнулъ. Соняша слушала.

— Вы такъ говорите, Викторъ Матвичъ, какъ будто хотите посовтовать мн принять предложеніе этого стараго генерала Іерихонскаго, — сказала она студенту.

— А что-жъ изъ этого? Вдь вы все равно меня не послушаете.

— А вы, будучи на моемъ мст, пошли-бы за него? Пошли? — приставала Соняша.