Вне закона
Шрифт:
– Да ну? – всплеснула руками Сули. – Кто бы мог подумать? Никогда вас там не видела, особенно вдвоем. Какой сюрприз.
Я не нашелся, что сказать в ответ, а она вышла из спальни. Хлопнула дверь в коридоре – Сули пошла рулить бизнесом. Быстро одевшись, я заглянул к ней в кабинет, но опять никакого черного кейса не увидел. Прячет где-то, наверное.
Спустившись вниз, я вышел на улицу и пошел к магазину, здороваясь со встречными, – тут уже половину лиц знаешь, а эти лица знают тебя. Протопал мимо «Outlaw Guns», причем ирландец Майк, его владелец, стоял на крыльце с сигарой
Виталя был за прилавком, жевал огромного размера бутерброд, запивая его при этом чаем, а не пивом, как недобросовестные конкуренты делают.
– Ружье купили, двудулку, – сказал он, едва я вошел. – И патронов «тридцать – тридцать» пять коробок.
– Это хорошо, – порадовался я. – Ладно, я в мастерской буду, зови, если что.
Надо патронов впрок доснарядить, мы уже давно разобрались с тем, что берут больше, а что меньше. И дробовику одному хочу подрезать ствол, «винчестеру 1897», укоротить с двадцати дюймов до восемнадцати. Револьверы револьверами, но вот еще и ружьецо хочу взять с собой в Доусон, мало ли? Все же сблизи ружье – это сила, может пригодиться.
Дело несложное, в сущности. Вывинтил бронзовый болтик мушки, наметил линию отреза почти по краю магазина, быстро спилил, заровнял надфилем, наметил место под мушку, просверлил металл, переставил. Примерился. Вроде и отпилил совсем чуть-чуть, пять сантиметров, но чувствую, как баланс немного к плечу сместился. И да, покомпактней выходит. Хотел было поставить пистолетную рукоятку на него, но передумал – и точность упадет, и неудобные они. На этом дробовике спуск назад оттянут, чуть ли не на шейку приклада, и если ставить пистолетку, то при сильной отдаче оружие и не удержишь толком, скользить в руке будет. Надо будет на будущее какой-нибудь складной приклад изобрести, тогда на такие укороты неплохой спрос появится, я думаю.
Сразу затолкал пять патронов в магазин, дослал один, спустив аккуратно курок до полувзвода, добавил еще патрон. Нормально. Надо его, к слову, в магазине под прилавок положить, пусть там живет, от врагов. Нас пока еще грабить не пытались, но вдруг понадобится.
В магазине звякнул колокольчик над дверью, по полу протопали шаги сразу нескольких ног. Потом Виталя в стену постучал – меня призывает. Поводы вызвать меня могут быть разные, так что я так с дробовиком в руках и вышел к посетителям.
Посетителей было трое. Один высокий, пузатый, лысый, с толстыми руками, одетый в традиционный здесь свитер с горлом, натянутый на брюхе, поверх свитера куртка из оленьей замши. Таких курток много, от американцев пошли в моду, у меня тоже такая есть, я в ней вечером в салун хожу, когда погода требует. Из-под куртки у пузатого кобуру вижу, с длинным револьвером.
С ним двое. Один совсем молодой, лет двадцать, без шапки, светлые волосы ежиком, одна бровь шрамом рассечена. Глаза голубые, маленькие, нос сломан. Вполне себе браток с виду. Тоже револьвер в кобуре. Второй заметно старше, небритый, худощавый, крупные кисти сплошь в партаках. На голове черная круглая вязаная шапочка. На плече стволом вверх дробовик, такой же рычажный винчестер, как тот, с которым я шел сюда, только ствол покороче.
Просто покупателями не выглядят. Виталя это тоже почувствовал, встал поближе к ружью. Под прилавком у него лежал тот самый мой дробан, из которого я обрез соорудил и ему отдал.
– Уважаемый, вы, часом, не Петр будете? – спросил толстяк.
Глаза его опустились вниз и сфокусировались на ружье, которое я держал в руке. Но никаких резких движений он не делал.
– Петром и буду, – подтвердил я.
Глупо отрицать, магазин-то мой. Даже спрашивать «а кто интересуется» смысла нет.
– Меня Слава Мамон зовут, – представился лысый. – Из Желтухино я.
Вот как? Сам приехал?
– Я слушаю.
Пожимать друг другу руки никто не стал, да и не собирался. Я даже ружье перехватил поудобней, что не ускользнуло от внимания Мамона.
– Мы тут кипешить не хотим, не надо, – сказал он. – Для разговора пришли.
Я просто пожал плечами и выжидательно смотрел на него. Каким бы Мамон в Желтухино авторитетом ни был, тут он по большому счету никто. Тем более что русских здесь квартал, а город в основном американский, так что авторитеты другие. К тому же если он «кипишнет», то я его убью. И остальных двоих вместе с ним, Виталя подключится. И тогда моя проблема с Желтухино решится сама по себе. И никто мне слова не скажет, потому что я буду прав, а Мамон здесь чужой.
А может, так и сделать? Других свидетелей-то нет, а причина у них меня завалить есть. Другое дело, что сам бы Мамон на мокруху не пошел, людей бы прислал, а тут он сам. Любому понимающему ясно, что для разговора. Только вот разговор мог ведь по-разному пойти, верно?
Плохо то, что хорошее воспитание начать первым не дает. А как бы все было просто…
– Не надо меня здесь валить, – вдруг сказал он. – Не поможет.
– Чего это? Обычно помогает. – Я усмехнулся, но получилось как-то нервно.
– Потому что за меня другой человек встанет, а он знает, куда и зачем я поехал.
– Так мне другой человек, может, спасибо скажет за то, что, так сказать, на новую должность заступил, – высказал я вполне реальную гипотезу.
– Скажет, – подтвердил Мамон. – И завалит, потому что братва не поймет. Так что все равно.
– Как скажете, – не стал я спорить.
– Ты мое золото ищешь, так? – спросил он.
Именно что «спросил». Тут же на «ты» перешел и вроде как ситуацию разложил, мол, золото его, а я на него покушаюсь.
– Золото – оно просто золото, – усмехнулся я, чувствуя легкий прилив адреналина, потому что я сразу пошел на обострение беседы. – На нем серийных номеров нет.
– То золото, что ты ищешь, – оно наше, – вздохнув, словно беседуя с непонятливым, сказал Мамон. – У нас людей за него положили. И ты двоих убил. И ранил одного. Так чье оно?
С недоумением пожав плечами, я сказал:
– Я твоих не трогал первым, это они за стволы хвататься начали, как меня увидели. И засаду на меня они зачем устраивали, а? Не разъяснишь?