Внимание - чудо-мина !
Шрифт:
– Но риск... Техника новая... Мы не можем отвечать...
– Риск для нас дело не новое, не первый месяц воюем. Вы в штаб? Поехали вместе. Вместе и позавтракаем. А то все недосуг. Только взялся за чашку кофе - командующий на проводе. Что нового по радио?
– Брянск взяли...
– Брянск! Ах, черт побери! И сюда ведь подходит... Скорее в штаб!
В Электромеханическом полковника Маринова встречают как старого знакомого. Разные детали мин показывает ему Климыч, ведет в свой цех.
И вдруг в цехе этом, в котором звучит, проходя мимо ушей, украинская
– О, мадре миа! Карамба! Э-э-э, это не работа!.. Язык Испании, язык его второй родины!..
Маринов быстро, как по команде "кругом", оборачивается, ищет глазами того, кто произнес эти слова, находит и не верит глазам своим.
Франциско Гуйон!
Франциско Гуйон, капитан испанской республиканской армии! Здесь, в Харькове!..
Франциско вдруг узнает его, и черные маслины его глаз лезут из орбит, становятся сливами...
– Камараде хефе!
– кричит на весь цех экспансивный испанец, чудесный парень, настоящий герой.
Все в цехе оборачиваются на этот крик.
– Зеро! Рудольф! Товарищ начальник!
И словно не было четырехлетней разлуки, не было финской снежной кампании...
Друзья тискают друг друга в медвежьих объятиях. Франциско по испанскому обычаю шлепает полковника по спине. Оба предельно счастливы и, на удивление рабочих-харьковчан, тараторят по-испански.
Франциско Гуйон горячо трясет руку "камараду хефе".
– Зеро! Рудольф! Да что у вас с рукой? Что с пальцами? Почему не сгибаются?
Чудо, как Франциско научился говорить по-русски за эти четыре года, Прежде и двух слов связать не мог.
– На финской "кукушка" клюнула, - смеется полковник, - Шюцкоровец маннергеймовский царапнул. Пустяки!
Но что это! На крик Франциско невесть откуда сбегается целая толпа испанцев. Франциско Гаспар, бесстрашный летчик из Барселоны, и верный друг его Марьяно Чико, весельчак и балагур из Куэнки, герой-коммунист Мануэль Бельда, тот самый Бельда, мадридец Луис Кастильо... Все они знают этого "руссо". "Богом диверсий" прозвали в Валенсии Зеро, Рудольфа Вольеру, Илью Григорьевича Маринова.
Если бы Маринов прочитал о такой встрече в романе, ни за что бы не поверил автору. А в жизни - в жизни такое бывает!
– Ну, как, други мои, амигос? Хорошо вам живется в Советском Союзе, в Харькове? Уж и не знаю, на каком с вами говорить языке. Может, на украинском, а?
– Си, си! Очень хорошо! Дуже добре!
– галдят сыны знойной Испании, земляки Дон-Кихота. И Хуан Отера, и АнхелАльбарка, и Франциско дель Кастильо.
– Подо эсто буэнос! Все в порядке!
И вдруг все мрачнеют. И начинают жаловаться:
– На фронт не берут! Говорят - иностранцы!..
Да что же это такое! Все они - ветераны большой и славной войны с фашистами. Первыми, можно сказать, начали драться с Гитлером и Муссолини, не говоря уж о каудильо! "Ведь мы - коммунисты, карамба. Все они и сейчас хотят немедленно идти на фронт, драться, сражаться, отдать весь свой боевой опыт, а если потребуется, и самую жизнь, борьбе за свою вторую родину-мать Советский Союз!..
– А я в партизаны просился, - со жгучей обидой говорит бывший гверильяс, действовавший с Зеро в тылу врага.
– Тоже не взяли! В военкомате говорят - иностранец, мол, не состоишь на учете. Дай нам оружие, Зеро! Мы расквитаемся с фашистами за Мадрид, за Испанию!
– Амигос!
– с чувством говорит растроганный Илья Маринов, Рудольф Вольера, Зеро.
– Клянусь, я помогу вам!..
Командующий встречает полковника Маринова не особенно приветливо. Видно, что маршалу вовсе не до него.
– Прочитал твой рапорт, полковник, - сразу говорит он Маринову, сидя за столом в кабинете, - и сначала даже удивился; неужели ты не мог без меня решить это дело? У тебя тут двадцать два человека, а у меня фронт! И ничего я про этих твоих испанцев, про эмигрантов не знаю. Почему я должен их в армию брать?! На заводе работают? Ну и пусть себе работают, там тоже люди нужны.
– Товарищ Маршал Советского Союза, - страстно говорит полковник. Разрешите мне прочитать вам страничку, только страничку из дневника - его дал мне сегодня Франциско Гуйон, который в шестнадцать лет прославился среди защитников Мадрида!..
– Дневник? Страничка? Ну, ладно, - маршал смотрит на часы, - только быстро!..
– "Харьков. 22 июня 1941 года. Война началась. Война между фашизмом и страной социализма. Какова моя задача? Хочу сражаться, вспомнить боевые дни, бороться с еще большей силой и смелостью, чем прежде...
Жизнь не имеет никакой цены, если не бороться за то, что любишь. Жизнь сама по себе борьба, а жизнь в борьбе - это самая честная жизнь... Я хочу воевать и буду бороться за то, чтобы мне позволили воевать,
Харьков. 23 июня 1941 года. Все идут на фронт, а я вынужден оставаться дома. Мне двадцать лет, а я остаюсь со стариками и детьми. В шестнадцать лет я воевал в Испании, был капитаном. В голове не укладывается, что я должен сидеть дома в то время, как другие воюют..."
Маршал берет ручку. В левом верхнем углу заявления полковника Маринова он быстро пишет резолюцию, бросает на стол ручку,
– Передашь Олевскому, чтобы зачислил их в один из приданных тебе батальонов. Используй их опыт, полковник!
Так решается судьба не только двадцати двух человек.
Так устанавливается прецедент для вовлечения сотен и тысяч испанских эмигрантов, героев республики, в борьбу с гитлеровцами.
А что касается двадцати двух испанцев первого, харьковского призыва, то все они покажут себя отважными и стойкими бойцами. Они будут помогать полковнику Маринову в операции "Харьков", они будут минировать под его руководством подступы к Ростову-на-Дону. Они будут по заданию командующего фронтом генерал-лейтенанта Малиновского пробираться через скованный льдом Таганрогский залив, через торосы и полыньи в тыл врага, чтобы минировать дороги, рвать связь, захватывать "языков". И все это в краю, где морозы и бураны куда свирепее, чем в испанских Пиренеях, не говоря уж о бесснежных равнинах Испании.