Внимание… Марш!
Шрифт:
Бартенев 46 – директор нашей спортивной школы олимпийского резерва по лёгкой атлетике МГС «Динамо». Сам в прошлом – знаменитый спринтер. Дважды брал серебро на олимпийских играх, в Мельбурне и в Риме – и именно в эстафете 4x100 метров. Очевидно, что ему понравилась идея специально подготовить квартет бегунов к эстафете на чемпионате СССР среди юниоров.
– Сегодня будем тренировать передачу палочки. А завтра – пробный старт под занавес нашего первенства.
46
Леонид Владимирович Бартенев (р. 1933) – советский спринтер, шестикратный чемпион СССР, пятикратный рекордсмен СССР, серебряный призёр XVI и XVII Олимпийских игр 1956 и 1960
– А кто бежит?
– Из москвичей – Антон, Эдвин и ты.
– А кто будет четвёртым?
– Вернее сказать – первым. Стартует Алексей Семёнов, «Динамо» Ленинград. Он сейчас здесь. Познакомитесь ещё. Второй этап, дальняя прямая – Антон. Вираж третьего этапа – Эдвин. Ты – финиширующий.
– Всё ясно, Никафёдч. Отличная идея.
– Разминайся.
Видавший виды тартан Большой спортивной арены «Динамо», давно и безнадёжно выгоревший на солнце до едва розоватого состояния, пузырился на старте, где его искололи колодками, и на финише, где в клетках бывало особенно жарко. Это старинное покрытие было достаточно тонким. Динамовская дорожка среди бегунов слыла жёсткой, но оттого и быстрой. По ней бежалось легко и раскованно. Вираж можно было прописать с особой чёткостью, под самую бровку. Поступь шиповок контролировалась буквально вплоть до сантиметра. На дорожке царил свой особый микроклимат. Резина разогревалась на солнце и медленно отдавала тепло. На травке футбольного поля по соседству было прохладно, а тут – Ташкент.
Именно на этом стадионе состоялись все мои личные рекорды на стометровке. Как на тренировках, так и на соревнованиях. Эта дорожка была самой любимой, несмотря на вздутия и заплатки.
Странно было бегать эстафету на тренировке. Обычно это последний вид программы соревнований. Одно-два усталых ускорения с палочкой в руке, втиснутой в чью-то ладонь впереди тебя. И команда «на старт». Здесь же у нас было полтора месяца на то, чтобы буквально довести процесс передачи палочки до совершенства. А совершенство это с лихвой сэкономит нам заметные десятые доли секунд, которые неизбежно потеряют соперники на небрежных передачах с этапа на этап.
Конечно, мы не неслись полный круг, а лишь отрабатывали гандикап. Бегун приближается к отметке, наклеенной широким пластырем на дорожку, принимающий спортсмен стартует, разгоняется, догоняющий продолжает мощный раскатистый бег. Их скорости выравниваются в том момент, когда между ними остаётся полтора метра. Это должно произойти внутри двадцатиметрового коридора. Вне его передача палочки запрещена, команда снимается с соревнований бдительными судьями. Звучит команда настигающего «хоп», выбрасывается назад рука с открытой ладонью. Туда вкладывается палочка, аккуратно, снизу-вверх, между большим и указательным пальцами. Кулак с палочкой сжимается. Эстафета передана. Можно молотить на всю катушку. А настигший бегун сбрасывает скорость и сходит с дистанции.
Удивительно, как этот нехитрый процесс может повлиять на результат. Спортсмен впереди может сорваться раньше, убежать вперед, тормозить ближе к концу коридора, чтобы не запороть всё. И наоборот, настигающий может врубиться в убегающего, который ещё не успел набрать скорость. А можно и попросту выронить палочку. Поднимать обязан тот спортсмен, который уронил, и никак иначе. Бывает, рука дёргается, никак не удаётся вложить палочку в ладонь. Или выбрасывается не та рука, (вариант: сам несёшь палочку не в той руке) – необходимо переложить палочку из левой (правой) руки в другую руку. Всё это съедает драгоценное время!
Мы быстро смекнули, что необходимо не только тренировать десятки нюансов, но необходимо договариваться, как и что. Решили, что Семёнов стартует с палочкой в правой руке, потому что он бежит вираж (против часовой стрелки). Удобнее, чтобы палочка была снаружи виража. Тем более, что бежит он по бровке, чтобы сэкономить даже самые ничтожные десятки сантиметров дистанции. Передаёт Антоше в левую руку. Тем временем Антоша сместится правее и бежит дальнюю прямую по правой половине своей дорожки, с тем, чтобы Эдвин пробежал второй вираж вновь по левой бровке. Антоша вкладывает палочку Эдвину в правую руку. Эдвину опять же удобнее, чтобы палочка была снаружи виража. Я, в свою очередь, тоже прижимаюсь вправо и получаю палочку от Эдвина в левую руку. Так и финиширую.
Каждая пара передала эстафету раз по шесть. Шеф был удовлетворён. Даже за шесть раз можно впечатляюще обкатать технику передачи палочки. Что ж говорить о возможностях, скрытых в грядущих тренировках… На этом разминку перед завтрашним стартом решили завершить.
Мы расслабленно трусили заминочные круги. На ограждениях трибун тусили воркующие голуби. Солнышко весело грело раскрасневшиеся мордочки. Разогретые мышцы умоляли упасть на траву. Тем более, что газон заботливо подготовлен для очередного футбольного матча чемпионата СССР: подстрижен аккуратными широкими полосами – туда-сюда, а на изрытых бутсами пятачках подсажена свежая травка. Бровка и штрафные размалёваны известью. Теперь служащий устанавливает на угловых красные флажки. Всё по высшему разряду.
Помню, как-то неприятно ныла пятка – оборотная сторона жёстких дорожек. Они, безусловно, быстрые и реактивные, но ноги забиваются (и пятки отбиваются!) существенно быстрее.
На завтра собрались все. Открытие сезона – это всегда праздник. Внутриклубные соревнования чем-то напоминают олимпиаду (кстати, не за горами Сеул!): отменяются возрастные категории. Выступают все вместе, одной когортой: стеснительные румяные восьмиклассники и матёрые небритые прапоры.
В финале стометровки зарубились «ветераны». Лёха Пучков в своей тяжеловесной силовой манере опередил на десятку маститого Андрея Шляпникова 47 , чем потом основательно гордился. То есть – задавался, выкатив грудь и приладив пальцы в несуществующую на олимпийке петлицу. Меня поставили на третью ступеньку пьедестала. С личным рекордом. Полезно было раскатиться за столь основательным паровозом – тандемом Шляпникова и Пучкова.
47
Андрей Вадимович Шляпников (р. 1959) – советский спринтер, девятикратный чемпион СССР, двукратный чемпион Европы, участник XXII Олимпийских игр 1980 г. в Москве, мастер спорта международного класса (1979).
Эстафеты в первоначальной программе не было. Это была импровизация нашего шефа. По второй дорожке бежал квартет мастеров, ведомый недовольным Шляпниковым, директива сорганизоваться которому поступила в последний момент. По четвертой стартовала наша отлаженная накануне команда.
Почётный судья по спорту, Нимруд Васильевич Томас 48 привычно выстрелил из стартового пистолета, так же, как он делал это на московской олимпиаде. Стартовали Пучков и Семёнов. Старший Лёха легко привёз младшему Лёхе добрых пять метров. Но, в итоге, чуть ли не двумя руками всучил палочку барьеристу, который не особо понимал, что ему надлежит делать. Антоша легко сократил отставание нашей команды. Третий этап за мастеров (очередной вираж) доверили прыгуну в длину. Барьерист с прыгуном передали палочку исключительно коряво, воткнувшись друг в друга, благо не выронили её. Затем прыгун с непривычки взял слишком широко, практически выскочив на третью дорожку. В итоге Эдвин передал мне палочку намного раньше, чем её получил замыкающий Андрей Шляпников. Я ощущал за спиной дыхание и поступь настигающего монстра. Но, сто метров – слишком короткая дистанция, чтобы в одиночку исправлять накопившиеся ошибки. Мы выиграли с неофициальным рекордом СССР для нашей возрастной категории. Засчитать его не могли, так как статус наших соревнований не соответствовал требованиям по фиксации не только рекордов, но и спортивных разрядов.
48
Нимруд Васильевич Томас (1916-1995) – стартёр, арбитр, судья всесоюзной категории, почётный судья по спорту (1973). Герой фильма «Точное время судьи Томаса» (1984 г.).
Шеф стоял на трибуне рядом с Бартеневым, раскраснелся и сиял как начищенный медный рукомойник. Что-то возбуждённо втолковывал начальнику. Я готов был поклясться, что обещал тому более громкий и уже официальный рекорд на чемпионате СССР. Бартенев, как водится, молчал. Зачем озвучивать руководящую роль, которая и так всем ясна?
Я проковылял мимо, направляясь в раздевалку.
– Чего хромаешь? – окликнул шеф.
– Пятка.
– Зайди к доктору.
– Сама пройдёт, Никафёдч.