Внутренний порок
Шрифт:
Субботним фильмом ужасов сегодня был «Я гуляла с зомби» Вэла Льютона (1948) — его представляла субкультурная суперзвезда Лэрри Винсент, он же «Симор», который любил обращаться к своему населению верных зрителей «запредельщики», а кроме того вёл ежегодное шоу на День всех святых в театре «Уилтерн», которое Док старался никогда не пропускать. Эту картину про зомби он уже смотрел пару сотен раз, но конец его всё равно сбивал с толку, поэтому весь следующий час он сворачивал косяки, чтобы помогли продержаться, а особенно — вытерпеть пение калипсо, — однако же, несмотря на все свои усилия, уснул посередине, как с ним часто бывало
Наутро — океаном пахнет, свежий кофе, прохладная чёткость — Док сидел в «Уэволнах», просматривал воскресную «Таймс», нет ли чего нового о деле Волкманна, чего в ней не было — хотя, разумеется, с двадцатью или тридцатью тетрадками никогда не знаешь, что может затаиться среди объявлений о недвижимости, — и уже совсем было закопался в гвоздь меню заведения под названием «Огонь по пирсу», по сути, состоявшего из авокадо, брюссельской капусты, халапеньо, маринованных артишоков, «монтерейского джека» и заправки «Зелёная богиня» на буханке из опары, которую сначала разрезали вдоль, намазали чесночным маслом и зажарили, семьдесят девять центов и скидка на полцены, когда внутрь заходит, кто бы вы думали, Шаста Фей собственной персоной. На ней, Док почти был уверен, если только у неё ими не целый ящик комода забит, были та же футболка «Сельского Джо и Рыбы», что и в прежние деньки, те же сандалии и низ от бикини. Странное дело, его аппетит записку от завуча не предъявил, не попросился из класса, напротив — это ещё что такое? у него, что ли, кислотный обратный кадр, он, что ли, сейчас столкнётся с Джеймзом Дэрреном-«Лунным пёсиком» из «Тоннеля времени» или что? Помнил Док одно — вот эта самая его бывшая, мягко говоря, весьма интересует бессчётные уровни правоохранительных органов, однако вот же она, тот же прикид, та же беспечность во всём, словно бы ещё не познакомилась с Мики Волкманном, словно бы некую иглу стереопроигрывателя подняли и переставили на какую-то другую старую сентиментальную песенку на сборной пластинке истории.
— Привет, Док.
Чего, разумеется, обычно только и требовалось — и, само собой, поглядите-ка только. Учтиво разместив «Книжное обозрение» поверх коленей, он ухмыльнулся как можно искреннее.
— Слыхал, ты вернулась. Открытку получил, спасибо.
Эдак озадаченно нахмурившись — гримаску ещё в детском садике, надо думать, отрепетировала.
— Открытку?
Ну, это, наверное, тоже важно, подумал он, и лучше-ка я запишу, не то забуду. Опять работа шутников с уиджей, без сомнения.
— Показалось, почерк твой, должно быть, кто-то другой писал… ну! где пропадала?
— На север надо было съездить? Дела семейные? — Пожав плечами. — А тут что-нибудь творится?
Заговорить про Мики? Не заговаривать про Мики?
— Твой… друг в строительстве…
— О, с этим покончено. — Похоже, не слишком она-то и грустит. И не сильно радуется.
— Может, я что-то пропустил в новостях — он не… вернулся ли часом?
Она улыбнулась и покачала головой.
— Меня тут не было. — На шее у неё, на кожаном шнурке болталась ракушка, может, даже привезённая с далёкого острова в Тихом океане, а форма и отметины на ней напомнили Доку какой-то зупол на ныне брошенной стройке Мики в пустыне.
Зашёл Энсенадский Дылда.
— Здаров, Шаста. Эгей, Док, тебя Йети искал.
— Охъёпть. Давно?
— Только что в «Мозг» его проводил. На чём-то он, похоже, сильно залип.
— Вы кто-нибудь хотите доесть? — Док выполз через чёрный ход — и тут же наткнулся на Йети, который со своеобразной улыбочкой тусовался в переулке.
— Да ты так не нервничай. Я не собираюсь наносить увечий, хотя и хотелось бы. Признак этой клятой хипповской эпохи и её размытых мужских ценностей, полагаю. Уайетт Эрп бы уже на твоей башке кувалдой тренировался.
— Эй, а кстати — сумка у меня, я в сумку залезть собираюсь, ничего? двумя пальчиками? медленно? — Док выудил антикварную кофейную кружку, которую нашёл в Вегасе.
— Хотя на полицейской работе черствеешь, — сказал Йети, — временами восприимчивости бросается глубокий вызов. Что это… вот… такое может быть?
— Это личная кружка Уайетта Эрпа для усов, чувак. Видишь, его имя тут написано, все дела?
— Могу ли я, не желая нанести оскорбление, поинтересоваться происхождением этого… — Йети умолк, словно бы с трудом подбирая нужное понятие.
— Торговец антиквариатом из Вегаса по имени Делвын Кротък. Выглядел вполне респектабельно.
Йети покивал огорчённо и длительно.
— Очевидно, ты не подписан на «Набат собирателя Тумстоунской меморабилии». Брат Кротък позирует там для центрального разворота по меньшей мере раз в пару месяцев. Это имя — олицетворение поддельной Эрпианы.
— Ниччёссе. — А что ещё хуже, значит ли это, что галстук Либерачи — тоже липовый?
— Есть мыслишка, нет, — сказал Йети. — Слушай, — и точно в том же ритме, что и Док, оба произнесли одно и то же:
— Извини за вчерашний вечер. — Паузы они сделали на равное число биений пульса, и оба сказали в унисон: — Ты? Чего тебе извиняться? — Такое могло длиться весь день, но Док затем произнёс:
— Дичь, — а Йети:
— Необычайно, — и чары развеялись. В молчании оба зашаркали по переулку, пока Йети не вымолвил:
— Даже не знаю, как тебе это сказать.
— Ох, блядь. Кто на сей раз?
— Леонард Жермен Вольномясс, которого ты можешь помнить как некрупного торговца героином из Венеции. Топляк. Нашли в одном канале.
— Ле-Драно. Сбытчик Дика Харлингена.
— Да.
— Забавное совпадение.
— Определи «забавное». — Док уловил что-то у него в голосе и посмотрел — и на секунду вдруг решил, что Йети наконец-то дошёл до собственного сильно запоздалого нервного срыва с легавой спецификой. Губа у него дрожала, глаза увлажнились. Он перехватил и задержал взгляд Дока. В конце концов:
— Док, ты не хочешь с этим ебаться.
Шайб Бобертон выдал ему такой же бесплатный совет.
Что не помешало Доку тем вечером съездить в Венецию поглядеть, что там можно разглядеть. Леонард жил в бунгало у канала, к маленькому пирсу на заднем дворе привязана гребная шлюпка. Время от времени проходила драга, и можно было наблюдать, как все торчки, затыривавшие свою шану в канале, накануне вечером бегали, как подорванные, пытались вспомнить, кто куда в точности что положил. Доку случилось прибыть в разгар как раз таких учений. В мягкой и банной ночи из открытых окон и раздвижных стеклянных дверей одновременно играло с полдюжины проигрывателей. Низковольтные садовые фонарики светились в ночной листве, вдоль дорожек и во дворах. Соседи бродили с пивными бутылками или косяками в руках — или расслаблялись на мостиках и озирали суматоху.