Во власти огненного наследства
Шрифт:
– Какое-то особенное место, – выразил свое мнение Серт. – И для тренировки подходит, и Эмиля ты здесь спас, и Ирис встретил. Ты хоть знаешь, что это за банда на Эмиля с его приятелем напала? Может быть, наши с ними знакомы?
– Не интересовался.
– А ты чего вдруг их решил спасать? На тебя это не похоже, чтобы ты вдруг решил вступиться за римлян. Если бы это произошло сейчас, я бы это понял, но тогда! Ты тогда ведь еще ничего не знал?!
Атэс задумался.
– Да, кто его знает, почему. Я за ними ехал на расстоянии, специально, чтобы они меня не видели и не слышали, и между делом смотрел по сторонам,
Он рассмеялся, снова запрыгнул на коня, и они продолжили путь. Через какое-то время дорога вышла из леса, и Атэс предложил поехать вокруг:
– Эта тропа ведет вдоль дворца, но на расстоянии. Поедем по ней?
– Хочешь на дворец посмотреть?
– Ну, не то, чтобы прямо жажду. Но, почему бы и нет? Мы все равно гуляем.
– По мне так все равно. Хочешь, давай поедем. Куда она хоть ведет?
– До большой царской дороги. Там еще сады будут по пути. Я видел, что народ там тоже гуляет.
– Все еще не теряешь надежды ее встретить? – спросил Серт, но Атэс ничего не ответил, а лишь чуть пришпорил лошадь, направляя ее на тропу.
В тот день Ирис пришлось много работать.
Ее отец был очень скрупулезен, и требовал от нее, чтобы она вела подробную летопись всему, что происходило во дворце или вне его, если это так или иначе касалось дворцовой жизни. Все, что делалось, фиксировалось слугами в той или иной степени на разного размера свитках или табличках. К концу дня вся эта информация стекалась в ее комнату и собиралась в аккуратные, разного размера, квадратные соломенные корзины у нее на столе. А в начале следующего дня девушке приходилось разбирать и еще раз рассортировывать все это, чтобы затем аккуратно внести в царскую летопись.
К концу дня она изрядно устала. Когда последняя запись была сделана, она с удовольствием расправила плечи, потянулась, и решила пойти прогуляться и подышать свежим воздухом.
Однако, не успела она выйти из дверей, как кто-то подошел к ней сзади и прижал к себе.
Ирис попыталась высвободиться, но этот кто-то держал крепко и не отпускал.
«Опять он!» – подумала и, чтобы удостовериться, опустила голову и посмотрела на держащие ее руки. На пальцах правой руки, как она и предполагала, красовались два дорогих перстня с бриллиантами.
– Люциус! Ты совсем с ума сошел, что ли?! Сейчас же отпусти меня! Немедленно! Иначе я закричу!
– Можешь кричать, – полушепотом проговорил он к ней на ухо, и она тут же ощутила неприятный запах у него изо рта. – Ты забыла? Никто не посмеет подойти к тебе, видя, что это я.
Его ладони сместились и легли к ней на грудь, но из-за этого его хватка ослабла, и она, рванувшись, сумела выскочить из его объятий.
– Стой, куда ты?! – Попытался он ее удержать, схватив за одежду, но она, развернувшись, наотмашь ударила его ладонью по щеке и бросилась бежать.
Удар был неожиданно сильным. У Люциуса зазвенело в ушах, и на какое-то время потемнело в глазах. Он опустился на корточки и, схватившись за голову, застонал от боли, а Ирис, добежав до конюшни, вскочила на своего любимого скакуна по имени Тантум и, пустив лошадь в галоп, помчалась вон с царского дворца.
Через
Когда управляющий вошел в комнату, Ятон сидел на своем любимом кресле и медленно смакуя, пил какой-то фруктовый сок.
– О, Мелькарт! – в голосе царя звучала натянутая радость. – Проходи, дорогой. Совет нужен.
С этими словами он протянул управляющему все три свитка, жестом указав ему сесть напротив и прочитать их.
Верный слуга взял свитки, но, чувствуя неладное, не позволил себе опуститься на сидение в присутствии царя. По мере прочтения его брови поднимались все выше, а глаза расширялись все больше. Закончив, он, чуть заикаясь, спросил:
– И… какой совет вы хотите услышать от меня, господин?
– Видишь ли, – начал Ятон. – Я в данном случае лицо заинтересованное, так как речь идет о моем сыне. Но и ты лицо заинтересованное, так как речь идет о твоей дочери. Так что, интерес на интерес. Как бы ты рассудил ситуацию на моем месте?
Управляющий попробовал представить себя на месте царя, но не смог этого сделать. Он попробовал представил себя просто сторонним наблюдателем, чтобы страх за дочь не мешал ему мыслить ясно, но тоже не смог. Страх за дочь и осознание, что исход ситуации целиком и полностью зависит от состояния господина и от его настроения на данный момент, переполнил его так, что у него затряслись колени и задрожали руки. Увидев это, Ятон подумал, что на этот раз он зря обратился к своему управляющему за советом, но в следующую секунду Мелькарт пал ниц, обхватил ноги царю и взмолился:
– Смилуйтесь, господин мой, царь! Молодая еще, не разумеет, что делает!
Ятону было крайне непривычно видеть у себя в ногах этого пожилого и глубоко уважаемого им человека. Он был самый верный его слуга, с которым его связывало много лет жизни. Насколько он помнил, подобное было уже много-много лет назад в самом начале его правления, когда управляющий пал ему в ноги, почувствовав угрозу своей или чьей-то жизни в какой-то момент, сейчас Ятон даже не помнил, в какой именно. Благодаря Мелькарту царь несколько раз избегал ситуаций, в которых его жизнь была под угрозой, и кто знает, если бы не этот верный человек, был бы Ятон все еще жив.
– Встань, Мелькарт, встань. Не нужно этого всего. Ни тебе, ни твоей дочери ничего ее грозит.
Он потянул слугу за одежду, чтобы тот поднялся.
Управляющий встал, но так и остался стоять перед царем с опущенной головой.
– Да, брось ты! Хватит уже! Я просто пока не понимаю, как правильно поступить в такой непростой ситуации. Ты пойми, я не хочу наказывать Ирис. Она умница, и много делает для меня и для нас всех. И по большому счету она невиновна. Но, если Астэр узнает…, а она ведь обязательно узнает… и будет допытываться до меня, как я ее наказал и отстоял честь сына. Так что, подумай хорошо, и скажи мне…, как бы ее так наказать, не наказывая, чтобы и вопрос решить и, …в общем, сам понимаешь.