Во все Имперские Том 8. Рюрик

Беренцев Альберт

— Ага. Это он, — я кивнул, — Тот самый герб. Только в подземельях под моих поместьем он был в двух вариантах — просто три треугольника, а еще три треугольника, совмещенных с моим родовым листиком хмеля.

— Это логично, — согласился Полётов, отбирая у меня бумагу, — Видите ли, ваш клан Нагибиных происходит от рода Треуголовых. «Пивоварни», ваше фамильное имение, когда-то принадлежало именно им. А Треуголовы в свою очередь в древности вырезали клан Скуфов, но взяли себе законными женами некоторых захваченных у этого клана девиц. А Скуфы — побочная ветвь Рюриковичей. Они отделились от Рюриковичей еще

в одиннадцатом веке. И отделили их по причине недостойного поведения Скуфов, а не потому, что те были бастардами или потеряли магию.

— Ну и какой вывод? — спросил я.

Я уже и сам догадался, что из этого всего следует, но мне хотелось услышать подтверждение моей крутизны из уст Полётова.

— Вывод ровно один, — ответил Полётов, — Вы потомок Рюрика, барон. Кровь Рюриковичей течёт в ваших венах. Причём, ваш клан Нагибиных еще и единственный живой род-потомок Рюриковичей. А Рюриковичи брали в жены дриад, так что капля дриадовой крови у вас есть. С чем я вас и поздравляю. Вы можете претендовать на титул Великого Князя. И даже на престол по линии Рюриковичей. Это подтверждает и ваша родословная, которую раскопали по моему приказу, и нотки ярко-синей магии в вашей ауре. И ваша Лунная магия, кстати, тоже. Есть предположение, что Рюриковичи, помимо своей родовой способности подавлять чужую волю, владели еще и Лунной магией. Некоторые утверждают, что Рюриковичи вообще были последними Лунными магами в мире.

— Ух! — я выдохнул, ощущения были на самом деле потрясающими, — За такое и выпить не грех.

Я налил коньяку себе и герцогу, но Полётов перевернул свою рюмку и пить отказался:

— Я не употребляю алкоголя, барон.

Мы с Кабаневичем выпили, двухсотлетний римский коньяк казался мне бархатным, хотя возможно дело было и не в нём, просто я ощущал вкус самой победы.

— Я отправлю все бумаги в Геральдический Совет при Государе сегодня же, — заверил меня Полётов, указав на свою папку, — Вот здесь у меня ваша полная родословная, со всеми доказательствами. Так что ваш титул Великого Князя теперь будет законными, его вынуждены будут признать даже ваши враги. Никто теперь не посмеет сказать, что вы заставили Павла Стального сделать вас Великим Князем посредством произвола. Этот титул ваш по праву. Но предупреждаю сразу, живой Рюрикович — это скандал. У вас возникнут проблемы с Багатур-Булановыми. Вас непременно попытаются убить.

— Это ничего, — я улыбнулся, — Отсылайте бумаги, Ваше Высочество. У меня теперь свой канцлер, а Павла Стального я плотно держу за яйца. А проблемы с Буланидами я разрулю. Собственно, пора бы уже явить меня миру, как Рюриковича, хватит мне прятаться и скрывать своё происхождение!

— Дело ваше, Великий Князь, — холодно ответил Полётов, впервые назвав меня Великим Князем.

Я отхлебнул кофе и спросил:

— А что насчёт моего холопа? Герцог же передал вам мою просьбу навести справки?

— Вообще я обычно не занимаюсь холопами, — Полётов чуть поморщился, — Но вам я не мог отказать, князь. Кроме того, случай вашего холопа — особый. Так что справки я навёл.

Полётов извлёк из своей черной папки какой-то совсем ветхий пергамент. Пергамент был заляпан бурыми пятнами, как будто в крови.

Я подозвал своего верного холопа:

— Эй, Дрочило. Подь сюды.

Дрочило подошёл незамедлительно, изо рта у него торчал кусок пиццы.

Пиццу Дрочило, видимо, видел впервые в своей жизни, так что ел её довольно странным образом. Он клал друг на друга три-четыре куска, сворачивал эту башню в трубочку, а потом пихал получившийся рожок себе в рот.

Полторы пиццы из трёх, заказанных мной, мой холоп уже успешно уничтожил. Сейчас у него изо рта торчала половина второй пиццы, Дрочило пожирал её, как удав жрёт бегемота, почти не жуя. Его монашеский подрясник был весь в соусе, к груди прилип отвалившийся в процессе поедания моллюск.

Газировку Дрочило при этом не пил, а поливал ей пиццу, видимо, чтобы та стала мягче и её можно было глотать, проталкивая в беззубый рот Дрочилы.

Кабаневича чуть передернуло от вида измазанного пиццей Дрочилы. Я был уверен, что будь Дрочило холопом герцога — он бы уже сто процентов получил плетей за свои манеры. Однако я всегда был либералом в таких вопросах, а холопов вроде вообще ни разу не бил, разве что в драке. Так что можно было сказать, что Дрочиле повезло.

Полётов же остался совершенно бесстрастным, и вид Дрочилы его не смутил. Князя, как я уже успел убедиться, вообще ничто не могло вывести из себя.

— Вот, гляньте, — Полётов протянул мне пергамент с засохшими бурыми пятнами.

Я взял древний документ, но о том, чтобы прочитать его, не могло быть и речи.

Во-первых, мешали бурые пятна, которые, как я теперь видел, сто пудово были кровью. Во-вторых, документ был написан на латыни, которой я не особо владел.

Так что всё, что я осилил — это рассмотреть рисунок наверху пергамента, рисунок представлял собой пудовый кулак внутри ромба.

— Это герб? — спросил я, указав на рисунок.

Полётов не ответил, вместо этого он потребовал от Дрочилы:

— Покажи свою магию, холоп.

Дрочило протолкнул в себя громадный кусок пиццы, страстно проглотил его, а потом сделал круглые глаза:

— Магию, барин?

То ли Дрочило исполнял моё указание скрывать свою магию от посторонних, то ли на самом деле забыл, что владеет магией. Когда речь идёт о Дрочиле — хрен поймешь, притворяется он или реально настолько туп.

Я ласково обратился к своему холопу:

— Покажи ему свой волшебный кулак, Дрочило. Ему можно. Великий князь — свой человек.

Дрочило отвесил мне поясной поклон, а потом с готовностью заявил:

— Кулак? Это можно, барин!

Дрочило закатал рукав и поднял над головой своё кулачище, которое было больше кулака на другой руке холопа раз в пять.

Вокруг кулачища заметалась ядовито-зелёная аура.

— Интересно… — пробормотал Полётов, разглядывая кулак, — Ну-ка ударь.

— Кого, барин? — перепугался Дрочило.

Полётов с готовностью подал Дрочиле очередной несчастный стул. Судя по всему, к концу нашей сегодняшней беседы пиццерия останется совсем без стульев.

— Давай. Бей, — Полётов указал Дрочиле на стул.

Дрочило молодецки ухнул, потом присел на корточки, потом распрямился, еще раз ухнул, размахнулся и лишь потом обрушил кулак на стул.

В воздух взметнулась зелёная аура, стул обратился в лепеху прессованного дерева.

Герцог Кабаневич на это присвистнул, а Полётов наконец ответил на мой вопрос: