Водораздел
Шрифт:
— Знаем мы, в каком месте сапог жмет, — продолжал Поавила, открывая воротню. — Мы не такие уж дураки, как думает Хилиппа. Поживем — увидим, куда приведет эта его политика.
Слово «политика» было одним из новых слов, которое мужики Пирттиярви начали в последнее время употреблять к месту и не к месту, толкуя о мировых событиях или о поступках своих односельчан.
— Да, увидим, — с угрозой в голосе повторил Поавила, входя в избу.
Дома был один Хуоти. Он сидел на чурбане перед шестком и строгал топорище. Доариэ ушла в ригу молотить зерно Хилиппы и захватила с собой Насто и Микки.
— Молотьба — дело хлебное, — заметил Срамппа-Самппа.
— Не такое уж хлебное, когда долги приходится отмолачивать, — возразил Поавила, доставая с воронца кисет. — Набей-ка свою трубку, авось легче дышать будет.
Самппа сел на скамейку у камелька и, довольный, стал набивать свою носогрейку, столь же старую, доживающую свой век, как и он сам. Поавила приоткрыл вьюшку и тоже присел на дрова, лежавшие у печки. Хотя старой Мавры уже давно не было в живых и некому было ворчать из-за курения, все же Поавила каждый раз, когда сворачивал цигарку, вспоминал недовольное ворчание матери и шел курить к шестку.
— Кх-кх! — поперхнулся Самппа с первой затяжки. — Крепкая, стерва. Видно, что… кх-кх… настоящий русский табак. Такую махорку мне, бывало, зять привозил из Архангельска. Помнишь?
— Помню, помню, — отозвался Поавила, размышляя о своем. Хёкка-Хуотари приехал вчера с погоста. С какими новостями он вернулся? Есть ли там вообще какая власть?
— Анни письмо пришло, — продолжал Самппа.
— Слышал. Она заходила к нам, — ответил Поавила, поднимая с пола топор с переломленным топорищем.
— Когда думаешь начать возить бревна? — спросил старик.
— С первым снегом думаю, — Поавила провел пальцем по лезвию топора. — Если, конечно, ничего не случится… Или как, Хуоти?
Срамппа-Самппа взял из рук Хуоти топорище.
— По топорищу мужчину узнают, — сказал он, с видом знатока разглядывая топорище. — Вот здесь еще надо с ноготок снять. А из тебя, парень, плотник, наверно, получится. Когда избу закончите, так уж я приду и по старому карельскому обычаю пожелаю счастья в новом дому, чтобы добро в нем гостило, чтобы хлебушка вдоволь было.
Холодный осенний дождь моросил вперемешку со снегом и дул такой порывистый ветер, что у Поавилы чуть не унесло шапку, когда они с Хуоти шли к Хёкке-Хуотари точить топоры.
Хёкку-Хуотари они застали лежащим на лавке с треухом под головой. Он пожаловался, что простыл во время поездки на погост. Хозяйки в избе не было, она пошла в хлев кормить коров. Иро сидела на дверной лавке и штопала чулки. Она чуть покраснела, увидев, что Хуоти сел на конец скамейки, где в первую зиму войны они однажды сидели рядышком, прижавшись друг к другу в темноте. Тогда они были еще совсем детьми. И все, что тогда было между ними, было просто детской забавой. А теперь над верхней губой Хуоти уже пробивались черные усики.
— Что, сосед, точить пришел? — спросил Хуотари, увидев под мышкой у Поавилы топор.
— В такую погоду только точило и крутить, — ответил Поавила. — Собираюсь вот валить лес для избы.
Хуотари уже слышал, что Поавила собирается ставить новый дом, но почему-то ему решение соседа казалось пустой затеей. Правда, Поавиле он ничего не сказал.
— Поди-ка, Иро, налей воды в точило, — велел он дочери.
— Да я сам схожу за водой, — сказал Хуоти, но Иро уже схватила ведро и выскочила в сени.
В родовом доме Хёкки-Хуотари, построенном еще по-старинному, жилое помещение и хозяйственные пристройки находились под одной крышей. Из сеней дверь налево вела в избу, двери направо — на крытый двор и оттуда в хлев. Прямо из сеней можно было попасть и на поветь, где зимой хранились сено и солома, а также грабли, косовища и прочий инвентарь. На повети стояли жернов и точило, которое Хуотари привез из Кеми, когда ездил в последний раз за товаром для Хилиппы.
Хуоти начал крутить точило. Вода в корытце забурлила. Отец сидел на козлах, прижимая лезвие топора наискось к точильному камню. Углубления, в которых вращалась ось точила, рассохлись и противно скрипели. Хуоти побрызгал на них водой. Оглянувшись на скрипнувшую дверь, он стал крутить ручку быстрее.
— Не торопись, — буркнул отец.
На поветь с решетом в руках пришла Иро. Вскоре из угла послышалось скрежетание жернова.
Хуоти все время чувствовал близость Иро и то и дело поглядывал в темный угол, где в такт работе жернова колыхалась полосатая юбка девушки, то поднимаясь чуть-чуть, то опускаясь. Хуоти показалось, что Иро нарочно пришла молоть зерно именно теперь.
Внизу, на дворе, фыркнула лошадь. Хёкка-Хуотари повел поить ее.
— Иро, сбрось-ка сена для Лийну! — крикнул он дочери.
Иро схватила охапку сена. Ветер, проникавший через щели в крыше, разнес по повети аромат сена. Через отверстие в перекрытии Иро сбросила охапку прямо в ясли.
— Как закончишь, заходи ко мне. Покурим, поговорим, — крикнул снизу Хуотари.
— Ладно, зайду, — откликнулся Поавила.
Снова заскрипело точило, закружился жернов.
— Ну, чего ты ушами прядешь? — разговаривал внизу с лошадью Хёкка-Хуотари. — Или сено не нравится?
Поавила помочил лезвие в воде, тщательно обтер его с двух сторон рукавом. Лезвие блестело. Он провел большим пальцем по острию.
— Ну, думаю, сосну срубить им можно, — заключил он и, сунув топор под мышку, пошел в избу покурить и заодно послушать, что за новость сосед привез из волости.
Хуоти остался на повети. Как только отец вышел, он подошел к Иро и стал крутить вместе с ней жернов. Жернов начал вращаться быстро и легко. Иро едва успевала засыпать зерно. Она то и дело задевала Хуоти то локтем, то бедром, а когда она нагибалась, чтобы засыпать зерно в жернов, ворот ее просторной кофты открывался и Хуоти мельком видел ее округлые тугие груди. Хуоти старался стать так, чтобы Иро чаще касалась его. Вдруг она резко повернула голову, белокурые волосы упали ей на глаза.