Военная фортуна
Шрифт:
— Я сделал ход, сэр, — объявил Эванс, маскируя свой триумф под напускным смирением.
У него имелись основания гордиться. Стивен, замышляя собственную свою атаку, прозевал слона, и теперь любое его движение грозило закончиться потерей той или иной фигуры, а имея дело с таким серьезным противником, как Эванс, это могло означать и проигрыш партии. Если только… И он передвинул пешку.
— Нет, нет! — завопил Понте-Кане. — Вам надо…
— Тише! — в один голос прервали его Эванс, Джек и Стивен.
Понте-Кане сердито зыркнул, особенно на Обри, фыркнул и отошел в сторону, но вскоре вернулся, явно сгорая от желания показать игрокам, как надо ходить.
Фигуры гибли в стремительной,
— О! — возопил он, колотя себя по лбу. — Пат!
— С моральной точки зрения вы выиграли, — утешил его Стивен. — Но хотя бы в этот раз король мой не был низложен.
— Что вам стоило сделать, — вскричал Понте-Кане, — так это дожать его!
Эванс со Стивеном слишком погрузились в обсуждение партии, вспоминая, как старались избежать потерь, занять неприступную позицию или разработать скрытный план атаки, чтобы обращать внимание на остальных. Но скоро им пришлось. Разгоравшийся спор накалился до ссоры, одновременно настолько добавил в громкости, что американские офицеры на квартердеке стали недоуменно оглядываться.
— Вынужден настаивать, что вы неправильно поместили фигуры, — снова загрохотал Джек, за многие годы отвыкший уже выслушивать возражения от кого-либо кроме адмиралов и жены. — Ладья стояла здесь!
Он вырвал фигурку из руки француза и, перегнувшись через него, опустил ее на доску, пристукнув.
— Да неужто вы осмеливаетесь задирать меня? — вскричал Понте-Кане. — Чертов подлец! Черта с два… Да я швырну тебя за борт как дохлую кошку! А если ты слишком тяжел для этого, отделаю тебя руками, ногами и ногтями, чем придется — да я жизнь отдам, но отправлю этого пса в ад! Ну, погоди…
По счастью тараторил он так быстро и с таким акцентом, что Джек не разобрал и половины; также по счастью, как раз когда Стивен с Эвансом бросились разнимать ссорящихся, на квартердеке находилось множество участников торжественной процедуры измерения солнца — церемонии, проводившейся здесь с такой же серьезностью, как и в британском флоте. И как раз в этот момент коммодор Бэйнбридж провозгласил, что наступил полдень и громкий сигнал «Всех свистать на обед» заглушил посторонние звуки. Стивен и Эванс увели Джека вниз, чтобы перебинтовать руку и заставили его прилечь, дабы набраться сил перед обедом у коммодора.
— Стоит нам пытаться сохранить руку? — спросил Эванс, когда доктора вернулись на палубу.
— Не знаю, — ответил Стивен. — Иногда меня так и подмывает сделать ампутацию. Эта кошмарная жара против Джека. Ну и нервное напряжение, конечно — он обязательно примет приглашение мистера Бэйнбридж, исключительно любезное приглашение, пусть даже ценой собственной жизни..
— Что до жары, — заметил Эванс, — то стоит нам обогнуть мыс Гаттерас и выйти из течения, она сойдет на нет. А что касается нервов, не стоит ли нам добавить немного загущенного сока салата-латука к применяемым средствам? Пульс слабый, учащенный и неровный, и вопреки внешнему стоицизму пациент выказывает высшую степень раздражительности и беспокойства. Еще одна сцена, подобная сегодняшней, и последствия могут стать необратимыми. Ну что за невыносимый тип со своим «я знаю, что вам стоило сделать»! Ни за что на свете не сяду играть с ним. Даже я, не страдая от лихорадки, болей, слабости, и то едва сумел прикусить язык. В мирное время я бы пнул этого французишку под зад, но война заставляет заводить странных приятелей.
— Нелепая выходка, — сказал Стивен.
Быть может даже слишком нелепая; возможно слишком бурная даже для страстной натуры француза, которого никто не воспринимает всерьез. Замерев на последней ступеньке
— Заметили водореза, сэр? — поинтересовался Эванс, которому Мэтьюрин преградил дорогу.
— Сомневаюсь, — отозвался тот.
Они несколько раз прогулялись взад-вперед мимо ремонтных партий и линии карронад, теперь уже вполне аккуратной, хотя у двух были сломаны цапфы, у одной ядром разворотило ствол, а на других остались глубокие раны и царапины. Если вдруг появится английский военный корабль, он застанет «Конститьюшн» с несколькими выдранными зубами. Но рано было питать подобную надежду: британцы крейсировали, скорее всего, в районе Чизапика, Сэнди-Хука или Массачусетской бухты. И у входа в сам Бостон, а именно в Бостон они и направлялись. Пусть «Ява» проиграла бой, но она хотя бы предотвратила вылазку «Конститьюшн» в Тихий океан, рейд по которому намеревался тот совершить, и вынудила «американца» вернуться домой для ремонта. Портом его приписки числился Бостон, и в этом городе, если только корабли блокирующей эскадры не перехватят «Конститьюшн», и начнется их с Джеком будущее, ибо это путешествие суть ничто иное, как переходное, странным образом растянувшееся по времени настоящее.
— Это Кейп-Фир, — воскликнул мистер Эванс, протягивая руку. — Тут вы можете увидеть резкую границу между водами Гольфстрима и океана. Вон там, смотрите, линия, идущая параллельно нашему курсу, примерно в четверти мили.
— Благородный мыс, — отозвался Стивен. — И весьма примечательное разделение вод. Спасибо, сэр, что показали.
Они пошли дальше молча. Водорезов не было, как и вообще птиц. Обратившись мыслями к шахматам, Стивен обратился к собеседнику.
— Касательно вашей республики, мистер Эванс. Рассматриваете вы ее как единый и неделимый организм, либо как добровольное объединение независимых государств?
— Что до меня, сэр, то я из Бостона, и по убеждениям федералист. То есть считаю союз наделенным суверенной властью. Мне может не нравиться президент Мэдисон или затеянная им война — честное слово, я против нее, против французов и их императора Наполеона, не говоря уж о разрыве с нашими английскими друзьями. Но поскольку для меня он олицетворяет всю нацию, я склоняюсь перед его правом сделать такой выбор, пусть и ошибочный, в том числе и от моего имени. Хотя вынужден признать, что далеко не все мои друзья-федералисты из Новой Англии соглашаются со мной, особенно те, кто лишился своей торговли. Большинство офицеров этого корабля республиканцы, и с пеной у рта готовы отстаивать суверенные права отдельных штатов. Почти все они уроженцы Юга.
— Юга? Вот как? Теперь понимаю, чем объясняются отличия в их манере говорить. Я уже почти определил ее как преднамеренную шепелявость, не лишенную приятности, но весьма затрудняющую понимание для непривычного уха. Теперь, после вашего замечания, сэр, все встало на свои места.
— Ну да, — ответил Эванс своим резким, немного гнусавым говором, — на правильном американском английском говорят в Бостоне и далее на юг до Уотертона. В тех краях вы не услышите искаженной речи или колониальных выражений, за исключением тех, что естественным образом перекочевали к нам от индейцев. Бостон, сэр, это город английского языка, чистого и незапятнанного.