Военное дело чукчей (середина XVII—начало XX в.)
Шрифт:
Приведено по изданию: Бабошина 1958. № 103: 247-251. Записано в 1940 г. О. Е. Бабошиной в устье реки Хатырка (Бабошина 1958: 259). События происходят после 1756 г., когда чукчи впервые перешли Анадырь и стали жить среди оленных коряков, по вине которых и произошел конфликт (Вдовин 1970: 22). Виновником конфликта был танитский предводитель, который позавидовал силе Кунлелю и, боясь потерять авторитет, организовал поход на чукотского героя. Вождь танитов на войне ведет себя как истинный военачальник, не бросаясь на штурм, но сзади руководя им. В сказании имеется также экскурс в предысторию этой вражды оленных коряков и чукчей и детство Кунлелю.
Среди гор высится крутая скалистая сопка. С трех сторон она отвесна, как стена. На самом верху у
Вдалеке синеют длинные горные цепи, уходящие в облака. Причудливо вьются горные речки. Озера раскинулись среди тундры и отражают сопки и небо. Стоит молодой Кунлелю, опершись на копье. Задумался. Не видит он северного сияния. Всю осень Кунлелю поливал сопку, карабкаясь по уступам с кожаным мешком, наполненным водой. Вот-вот сорвется…
Обратный путь не легче. Спускаться приходилось, нащупывая ногой каждый выступ камня.
И вот небо обложило тучами, подул с моря ветер, дохнула холодом тундра, и сковало сопку льдом, как панцирем.
…В конце лета в соседнем стойбище был праздник. Кунлелю и все его стойбище поехали в гости. Мать просила Кунлелю не ездить, боялась его встречи с вождем танитов.
— Халеха минкри! [153] Надо ехать, а то скажут — Кунлелю трус!
Приехали они в чужое стойбище. На небе сверкали звезды. Из каждой яранги валил дым, и снег был освещен пламенем костров. Все стойбище вышло встречать Кунлелю.
153
Ну что же делать? (чук.).
— Здравствуй, Кунлелю!
Кунлелю отвечает старым почтительно, как сын, молодым ласково — как товарищ и друг. Подростки распрягают оленей и оттаскивают нарту. Женщины стряхивают снег с его одежды и ведут в ярангу. В стороне стоит вождь танитов — темен, как болото.
Отец Кунлелю был когда-то хозяином маленького стойбища. Он был добрый. И чукчи все чаще селились в его стойбище. Он жил возле моря и реки, где можно добывать морского зверя и рыбу. Богатства не было у Арепу — отца Кунлелю, но всегда люди были сыты и теплая одежда защищала их от холода.
Когда собирался напасть на него вождь танитов, отец Кунлелю отводил свое стойбище подальше и никто не называл его трусом. И все-таки Арепу пал от руки танитов. Маленький Кунлелю остался с матерью. И мать стала хозяйкой маленького стойбища.
Вождь танитов преследовал их. Мать берегла сына, уводила стойбище в глубь тундры и ждала, когда ее сын будет сильным.
…Утром в стойбище били оленей копьями и острыми ножами. Всех лучше бил Кунлелю — красиво и быстро. Олень, отпущенный с веревки, несется, как стрела, Кунлелю попадает копьем прямо в сердце оленя. Олень на всем ходу падает на колени, ветвистые его рога роют землю. Толпа кричит, а матери тащат своих детей к убитому оленю и мажут их лица горячей кровью [154] .
154
На осеннем празднике убоя оленей практиковалось намазывание оленьей кровью лица, рук и груди, чтобы быть подобным духам убитых оленей. Причем у каждой семьи были свои знаки (Богораз 1939: 64; Гурвич 1983: 109-110). Это, по объяснениям самих чукчей, охраняло их самих и их оленей от болезней (Суворов 1867 б: 163; М-в 1877. № 47: 386).
Начались бега. Вся молодежь уехала к далеким горам, чтобы оттуда начать свой бег. Пожилые вышли из яранги и ждали, сидя на оленьих рогах или лежа на земле [155] . Женщины сидели на корточках, упершись руками в колени, в стороне, окруженные малыми ребятами. Жевали табак и разговаривали. Но вот в тундре показались бегуны. Все заговорили, задвигались, а подростки понеслись навстречу бегущим. И вдруг все закричали:
—
Первым пришел Кунлелю — легко, ровно дыша, подбегал он, держа поперек спины палку и заложив за нее руки [156] . Толпа окружила его и понесла к яранге.
155
В яранге чукчи сидели на шкурах, но на улице они могли сидеть и на трехногих сиденьях, сделанных из дерева или рогов оленя, снятых вместе с частью черепа (Богораз 1991: 118, рис. 101).
156
Чукчи бегали с палкой, которой отталкивались для увеличения длины шага (Богораз 1991: 198).
У вождя потемнело в глазах: он, кем пугают детей, забыт на празднике! Какой-то мальчишка затмил его!
Тяжело дыша, хриплым голосом похвалил он Кунлелю и матери его сказал:
— Хорошо, что ты его научила так бегать. Ему это еще пригодится!
— Он умеет еще лучше бороться!
После бегов ели много мяса, пили чай и глотали мухомор.
— Танец ворона, танец ворона! — закричали гости [157] .
Вождь танитов, будто не слышал, курил трубку и разговаривал со стариками. Вот уже много лет, как убит отец Кунлелю лучший танцор, — никто не танцует как он. Вождь танитов был старшим после Арепу, и теперь никто не осмеливается тягаться с ним, никто не встанет в круг, если не вышел вождь.
157
Во время танца ворона танцующие гортанным голосом повторяют «ворон-ворон» и телодвижениями изображают эту птицу, которая как будто что-то ищет и клюет с земли (Богораз 1991: 200; ср.: Жорницкая 1975: 153-154).
И вдруг послышался звук бубна, и гости сгрудились в круг. Вождь поднял глаза. Танцевали без него… Не выдержал вождь, пошел взглянуть на смельчака — это был Кунлелю. Вождь танитов взял бубен и вошел в круг.
После Кунлелю ему не стоило выходить. Долго бил он в бубен, топтался на месте, приседал и тяжело прыгал. Руки, ноги и шея его не были гибкими, как прежде, и он не мог двигаться так, как Кунлелю.
— Эх! Лучше бы не выходил в круг наш старый вождь! — говорили воины [158] .
158
В сказании говорится о состязании танцоров, в котором Кунлелю победил старого вождя танитов.
Ушел Кунлелю, и ушли за ним юноши — круг поредел.
Вождь не верил себе. Чуть не крикнул он своим старшим воинам, чтобы тут же убили Кунлелю, но побоялся. Сделал вид, что ничего не заметил, но сказал себе, что пошлет Кунлелю вслед за его отцом [159] .
Стали бороться сильнейшие воины с Кунлелю, но, как пух гаги, летели через его голову на землю. И не было у них зла на Кунлелю, они смеялись, хлопали Кунлелю по плечу и отходили.
Старые воины шептали на ухо вождю:
159
Чукчи воспринимали поражение в соревнованиях как личную обиду и зачастую тут же бросались на победителя (Иохельсон 1895: 161).
— Пусть выдохнется молодой воин! — и подсылали к Кунлелю новых противников, чтобы утомить его: знали, что не выдержит вождь и ввяжется в бой, а он даже в молодости не был таким ловким и удалым.
— Я втопчу его в землю! — сказал вождь и вошел в круг.
Девушки закрылись рукавами кухлянок, мать Кунлелю в страхе ахнула и опустилась на землю.
А едва сошлись бойцы — и вождь танитов лежал у ног ее сына. Вождь с пеной на губах крикнул, что он не был готов. И опять сошлись два богатыря — молодой и старый.