Воевода
Шрифт:
Русским воинам доставалось в ночные часы от татар. Они были так близко к стене, что, заметив у рвов «тень», стреляли в неё из луков и поражали своих врагов. Татар приходилось пугать огнём из пищалей.
Если ночью Даниил был у рвов со своими воинами, то днём он поднимался на башню Ивана Выродкова и наблюдал оттуда за казанской стороной. Но город всё-таки просматривался с башни плохо, были видны лишь крыши домов. Зато на крепостных стенах Даниил видел всё, в том числе пушки. Но последнее время казанцы почти не стреляли: видимо, у них было неважно с пороховыми зарядами, с ядрами. Может, они берегли их на случай штурма, размышлял Даниил. «Да хорошо бы в башне положили свои пороховые запасы. То-то грохнет», — веселился он, когда осматривал крепостные стены.
В эти дни Даниил не забывал
Однако, готовясь к штурму, русские полки прозевали очередную вылазку татар, и по этой причине Большой полк понёс значительные потери. Эта вылазка была отчаянной и походила на действия обречённых. Они, пешие, ворвались на позиции Большого полка. Им всего-то надо было одолеть из крепости за линию туров не больше пятнадцати сажен. И завязалась упорная сеча. Сам воевода Михаил Воротынский бросился в гущу боя и был бы убит, если бы не крепкая кольчуга. И всё-таки он получил две раны на лице. Воеводу Петра Морозова вынес с поля сечи полуживым пушкарь Прохор. Даниил был в это время в башне и сам стрелял из пушки по выбегавшим из ворот татарским воинам. И весь его пушечный наряд палил по городу. Ядра уже разрушали стены, ворота. Ратники передового полка захватили Арскую башню. Всё походило на начало штурма. Татары сами подожгли подъёмные мосты и о вылазках уже не помышляли.
Близился решительный день приступа. Наступил всенародный праздник православных христиан — день Покрова Пресвятой Богородицы. В русском стане царило большое оживление. В полотняных храмах архистратига Михаила, Христовой мученицы Екатерины и чудотворца Сергия прошли молебны. И в этот же день было получено повеление государя приступить 2 октября к последнему штурму Казанской твердыни. Но, отдав такое повеление, царь Иван Васильевич в последний раз послал своих уполномоченных вести переговоры о мире. Он не хотел, чтобы завтрашний день унёс жизни десятков тысяч русичей и казанцев. Выборными от царя на переговоры шли татарские посланцы от горных людей правобережья. Шли они во главе с Камай-Мурзой. Подойдя к Аталыковым воротам, Камай-Мурза возвестил: «Слушайте, слушайте, казанцы! Русский государь гнев свой отдаёт и не сделает казанцам никакого лиха, если они согласятся бить ему челом и выдадут изменников!»
— Не бьём челом! — кричали в ответ со стен казанцы и пускали в Камай-Мурзу стрелы. И были слышны новые голоса: — На стенах Русь, на башнях Русь! Так что ж? Мы все другую стену установим. И все помрём или отсидимся!
Наступила последняя ночь. В главный подкоп вкатили сорок восемь бочек пороха. Поставили фитили. Даниил и Эразм были вместе с минёрами: ведь им отвечать, ежели взрыв не произойдёт. И вот прорезался рассвет. Даниил и Иван Пономарь сели на коней и помчались ко второму подкопу, подведённому к угловой башне, стоявшей на стыке южной и восточной стен. Там, в пролом после взрыва, пойдёт отряд царевича Шиг-Алея. Проверив закладку заряда, фитили, Даниил и минёры покинули подкоп. Воевода поехал к шатру Шиг-Алея. Тот стоял рядом с шатром и смотрел на восход солнца. И в это время у Аталыковых ворот раздался мощный взрыв, в воздух взлетели брёвна, люди, земля. Ещё не осели тучи гари и пыли, как прогремел взрыв неподалёку от шатра Шиг-Алея. Взрывная волна сорвала шатёр, в воздух, как и у Аталыковых ворот, взметнулись брёвна, орудия и всё, что было на стенах и в башне.
— Путь в Казань тебе, царевич Шиг-Алей, открыт, — сказал Даниил.
Следом за взрывами ударили по городу все сто пятьдесят пушек. Даниил с Иваном скакали от одного орудия к другому и подбадривали пушкарей:
— Поддайте! Поддайте! Не жалейте ядер и зарядов!
Огонь
Оттуда же били по городу из пищалей стрельцы. И двинулась на штурм пешая рать. Большой полк Михаила Воротынского первым ворвался в город и на стены крепости. Ратники заполонили улицы. Казанцы стреляли по ним уже из окон домов. Вслед за воинами Большого полка в город вломились воины Шиг-Алея. А их подпирал царский полк. Государь послал своих удальцов не только для того, чтобы бились с казанцами, но и для того, чтобы не допустили грабежа горожан. Но им всё-таки пришлось вступить в сечу, потому как татары не отдавали без боя ни одного дома, ни одной улицы, ни одного переулка.
Даниилу важно было знать, как идут дела у его пушкарей на других участках наступления, и он поскакал с Иваном Пономарём по кругу от орудия к орудию. Они побывали на позициях передового полка, ертаула и сторожевого полка, которые тоже пошли на штурм. Пушкари всюду сумели разбить ворота, сделать проёмы в стенах. Но, когда к ним приблизились русские воины, стрелять из пушек стало опасно. Иван подсказал Даниилу заманчивую идею:
— Может, нам идти вместе с ратниками в город?
— Да я бы с радостью послал туда пушки, но сам знаешь, там для них нет простора. Давай посмотрим, как идёт дело на позициях левого полка. Там что-то тихо.
Они прискакали на позиции этого полка и были удивлены, что он ещё даже не пытался идти на штурм.
— В чём дело? — спросил Даниил своих пушкарей.
— Дак речка Булак препона: топь, гниль, хуже болота. Потому мосты наводят, — ответил борисоглебский Касьян.
— Продолжайте бить по стенам, делайте проломы, — велел Даниил своим пушкарям.
Обскакав по кругу всех пушкарей и подумав, что они в день штурма выполнили свою задачу, Даниил решил, что ему надо побывать в городе. Сбив небольшой отряд из пушкарей, большей частью из борисоглебских, Даниил вместе с Иваном повёл их в Казань. Вначале Даниил думал посмотреть, понадобятся ли в городе пушки, но на поверку вышло, что там им нет дыхания и простора. Улицы были забиты воинами, которые теперь штурмовали дома. Многие воины шли за своими тысяцкими и воеводами, пробиваясь к центру города — к царскому дворцу. Близ главной мечети, где вёл службу сам верховный муфтий Куль-Шерифмолны, Даниил услышал удары таранов и повёл своих воинов к мечети. Возле неё шло настоящее сражение. Мусульмане защищали свою святыню и дрались с отчаянием обречённых. Но слишком много было наступающих, и защитники мечети вынуждены были отступить в неё и закрыли врата. Русские воины уже пробивали их таранами. Муфтий ещё призывал мусульман биться с неверными, но они, охваченные паникой, искали спасения. И, пока воины протаранивали ворота, казанцы подземным переходом покинули мечеть и оказались в конюшнях на царском дворе.
Близ хана Едигера, укрывшегося на царском дворе, собралось более двух тысяч воинов. Среди них был храбрый князь Харыбай. Он подошёл к хану Едигеру и произнёс:
— Царь и повелитель, у нас есть лишь одно спасение: лес. Я поведу тебя и воинов к нему. — Он приказал своим воинам открыть ворота на хозяйственный двор и позвал за собой Едигера: — Идём, мой царь, там наше спасение.
Но едва татары покинули царский двор и через хозяйственный двор вышли в узкую улочку, как впереди у них очутился заслон. По улочке воины сторожевого полка, которых вёл князь Андрей Курбский, гнали защитников крепостной стены северной стороны. Князь Харыбай врезался в гущу отступающих воинов и вместе со своими нукерами попытался пробиться через ряды ратников Курбского. Но Харыбаю не удалось прорваться к лесу. В это время в спину казанцам ударили ратники царского полка, и хан Едигер со своими воинами оказался зажатым с двух сторон.
Вскоре плотная толпа татар стала на глазах таять. Казанцы просачивались во дворы, в дома и оттуда бежали, мчались к проломам крепостной стены, чтобы добраться до леса и скрыться там. Когда же близ хана Едигера не стало храброго Харыбая, кто-то из вельмож побежал навстречу русским и закричал:
— С нами царь Едигер, и мы сдаёмся на вашу милость!
— Давай сюда хана Едигера! — ответил воевода боярин Пётр Морозов.
— Возьмите его сами, вот он! — И вельможа показал на Едигера.