Воевода
Шрифт:
Однако окружавшие хана нукеры не были намерены сдаваться в плен, они вскинули сабли, готовые к сече. Воины царского полка и отряда Андрея Курбского двинулись навстречу друг другу, и ряды нукеров таяли и таяли вокруг Едигера. А он уже смирился со своей участью и ждал пленения как избавления от всего того, что выпало на его долю в Казани.
Покинув хана Едигера, тысячная толпа казанских воинов добралась-таки до городских ворот, до проломов в крепостных стенах и вышла на позиции полка правой руки, который уже дрался в городе. Однако пушкари Даниила Адашева оставались на месте. Пятнадцать
— Бейте их! Бейте!
И полетели в набегающих ядра. Одни метнулись к реке Казанке, другие бежали вдоль крепостных стен. А из ворот выкатывались новые волны, и пушкари едва успевали заряжать пушки, сделать выстрелы, чтобы не подпустить татар близко. И всё-таки татарские воины пошли напролом. Они добрались до пушкарей, и завязалась схватка. Кирьян бился мечом, и к нему никто не мог подступиться: он рубил направо и налево. На помощь пушкарям подоспели воины разведывательного полка Семёна Микулинского. Это был резерв князя, и он выполнил свою роль. Татары уже не думали о сече, только о спасении бегством. И сотни три татарских воинов успели-таки скрыться в зарослях кустарников, в лесу. Их никто не преследовал.
А бой по городу продолжал кипеть. Полк левой руки ещё не захватил крепостную стену на своём участке. Тому мешали топкие берега речки Булак. Её пришлось чуть ли не всю замостить, и вели ратники работы под обстрелом со стен. Стрельцы сбивали татарских лучников с них, но на место убитых появлялись живые, и бой не утихал ни на минуту. Наконец часть полка левой руки ворвалась в угловой пролом, где была взорвана башня, и воины поднялись на стены, навязали врагу бой и вскоре очистили их. Полк левой руки вошёл в город, и князь Михаил Глинский повёл его на штурм улиц.
В центре города бои шли за каждый дом. Даниил Адашев со своими пушкарями добрался наконец до подворья князя Епанчи из Засеки. Видел он это подворье с башни князя Шемордана, и оно было похоже на малую крепость с заплотом из брёвен, с помостом вдоль стен. Конечно, Даниилу с его полусотней воинов ничего бы не удалось сделать, если бы не подоспела тысяча воинов ертаулов Семёна Микулинского. Разведчики нашли брёвна и, протаранив ими ворота, вломились во двор. Отряд Адашева вошёл следом, и Даниил повёл его к чёрному входу палат Епанчи. Там он увидел огромное скопление женщин, у многих на руках были дети. В дверях женщины давили друг друга, стремясь прорваться в дом. Даниил был озадачен. Он никогда не думал воевать против женщин. А они, увидев русских, заголосили, закричали, замахали руками, словно прогоняли докучливых посетителей со двора. Даниил спросил Ивана:
— Ну что будем делать?
— Да не надо их трогать, пусть себе стоят.
— Но ведь нужно проникнуть в дом! Там могут быть татарские воины!
Даниил и Иван вернулись к главному крыльцу и увидели, что русские воины ломают двери. Им это вскоре удалось, и они проникли в дом. Даниил поспешил за ними и каково же было его удивление от того, что он увидел. В большом зале сидело на полу с грудными младенцами на руках не менее двухсот женщин. Они со страхом
— Здесь что-то не так. Женщины уверены, что мы их не тронем, но сами что-то скрывают.
И вдруг в середине зала поднялась женщина с ребёнком на руках. Лицо её было скрыто чадрой. Шагая через ноги и плечи сидящих женщин, она двинулась к Даниилу и Ивану. Её пытались остановить, хватали за подол, она отбивалась одной рукой, но шла и шла. И Даниил шагнул ей навстречу, протянул руку и вывел из толпы сидящих женщин; она неслышно сказала ему:
— Я русская полонянка, а за моей спиной все татарские женщины. Нас пригнали сюда утром, и мы сидим здесь под страхом смерти. Там, наверху, сотни две нукеров, и они ждут ночи, чтобы уйти отсюда.
Даниил видел дом Епанчи и понял, что наверху могут спрятаться и три сотни воинов, если это нукеры, если идти на них с боем, то они будут драться до последнего. Они ринутся вниз, пытаясь уйти из дома, и устроят сечу среди женщин. У нукеров нет жалости к этим женщинам, даже если среди них есть сёстры, матери, жёны этих воинов. Времени долго думать не было, решение должно родиться сразу, и Даниил отважился идти к нукерам на переговоры один. Он потянул женщину за руку, приблизил её к Ивану и сказал:
— Береги её. — Обратился к воинам, стоявшим в сенях: — Я иду на мирные переговоры.
Но едва Даниил сделал несколько шагов через ноги сидящих женщин, как с лестницы прилетела стрела и в ладони от сердца впилась ему в кольчугу под левой рукой. Это было жестокое предупреждение. Даниил понял, что мирным переговорам не быть. Всё-таки он крикнул по-татарски:
— Я русский воевода и иду к вам с миром! Не стреляйте!
— Мы тебе не верим! Пусть придёт сам русский царь!
— Его нет в Казани. Но есть царь Шиг-Алей.
— Он нам не нужен.
— Чего же вы хотите?
— Чтобы вы покинули наш юрт [27] !
— Того не будет, пока ваш юрт не присягнёт на верность России.
— Присягнём или нет, ты этого не узнаешь.
Мгновение — и Даниил присел. Стрела пролетела над ним.
Даниил выпрямился.
— Так нельзя. Я же беззащитный пред вами.
— Гяур, ты должен умереть!
Но в сей миг прогремел выстрел из пищали, и с лестницы упал человек. За спиной Даниила раздался голос князя Семёна Микулинского:
27
Юрт — владение, область, земля, государство.
— Адашев, не играй с огнём! Иди сюда!
Даниил вернулся в сени, которые с лестницы на второй ярус не просматривались.
— Но что же делать? — спросил он князя.
Семён Микулинский только что подошёл к дому князя Епанчи, но сразу разобрался в том, что здесь происходит.
— С ними надо поступить так, как они поступили со своими женщинами. Жестоко, но с нашей стороны это будет справедливо. Иди за пушками, кати пяток. Поставим и расстреляем их!
— А женщины?