Воин древнего мира
Шрифт:
— Я считаю, что нам нужно дождаться Гахада Шеббитона перед тем, как ехать на встречу. Он скоро прибудет. Я разговаривал с ним, когда проезжал через его лагерь. А пока посмотрим, как кеметы станут отводить свои войска. Где этот флаг, который ты упоминал?
Сигналь, что мы согласны.
Через полчаса Кхай и Манек выехали из лагеря кушитов. Манек поднял над головой копье, к которому был привязан кусок желтой материи. Потом генералы стали ждать. Стемнело. Стоя рядом со своей колесницей, Кхай и Манек наблюдали
Когда на небе зажглись первые звезды, Кхай и Манек поехали к одинокому шатру, стоявшему у самой границы круга жизни на участке травы; не тронутой колдовским заговором. С противоположной стороны им навстречу пешком двигались две фигуры, одетые в форму кеметских военачальников. Они оказались у шатра одновременно с Кхайем и Манеком.
Официальное представление прошло несколько натянуто. Кхайю совсем не понравился внешний вид двух полководцев армии фараона. Однако Манек горел желанием начать переговоры, так что все четверо вошли в шатер и сели за стол, стоявший в центре.
И тут у Кхайя появилось нехорошее предчувствие.
Он нервничал, не доверяя участникам переговоров.
Словно поняв, что ему неуютно, кеметские военачальники достали сосуд с вином и четыре серебряные чаши.
Один из них разлил вино и тут же осушил свою чашу.
Второй кемет, Манек и Кхай последовали его примеру.
Когда Кхай поднес свою чашу к губам, он заметил, что у Манека на лбу выступил пот — лоб полководца Куша блестел в пламени светилен. Вино показалось Кхайю горьким и внезапно он понял, что не ошибся. Яд был в его чаше до того, как туда налили вино.
— Осторожно, Манек! — крикнул он, поднимаясь со своего места.
Трое военачальников повернулись к Кхайю. Тот покачнулся. И тут Манек опустил голову и отвернулся, но до того, как он это сделал, Кхай увидел отвращение в его глазах.
Кхай, шатаясь, отошел от стола. Внезапно мир вокруг начал кружиться у него перед глазами. Кемет упал и увидел, как огромные куски земли с травой отодвигаются в сторону, и кеметские солдаты вылезают из ям в земле. Голова у него закружилась еще сильнее. Однако перед тем, как потерять сознание, полководец услышал обрывки разговора. Манек говорил:
— Подождите еще несколько минут, пока совсем не стемнеет. Затем хорошенько врежете мне, чтобы появилась шишка, которую все заметят. Когда я упаду на землю, пусть один из ваших солдат проткнет мне мечом рубанку. Неважно, если он слегка заденет кожу. Даже лучше, если заденет, но не больше. А что касается генерала Кхайя, то фараон должен оставить его в живых, таков уговор. Я привезу назад к кандассе не будущего царя Куша, а безвольное тело. Вы все поняли?
Ему
— А ты сам, Манек Тотак, доверяешь нам? А если мы решим и тебя забрать в Асорбес?
Манек мрачно усмехнулся.
— Кто же тогда успокоит тысячи разгневанных воинов, которые тут же ринутся в бой и уничтожат вас?
Кто их станет сдерживать? У вас на пороге окажутся не только Куш, но и Сидон, и Нубия, и Дарфур. Меньше чем через месяц вас сотрут с лица земли, это я вам обещаю. А так фараону вернут его Кемет, вернее, то, что от него осталось, а я получу Куш. Другого пути нет.
Больше Кхай не слышал ничего и очень долго...
В предгорье Гилф-Кебира Аштарта заглянула в шатер своих служанок и заснула там. Прошло уже пять дней с тех пор, как Манек предал Кхайя на подступах к Асорбесу. Сейчас Кхай и Манек лежали на скамьях в шатре Аштарты в состоянии, подобном смерти. По указанию семи мудрейших их оставили одних.
Пока усилия магов не принесли успеха, однако мудрейшие не выглядели обеспокоенными. Они повторяли, что обоих военачальников не следует тревожить; ничего больше сделать нельзя. Если Манек добьется успеха в будущем, в еще не рожденном мире, то в конце концов он вернется вместе с Кхайем, причем это должно случиться скоро, пока жизнь полностью не ушла из тел.
Когда щеки обоих мужчин порозовели, веки задрожали, вернулось дыхание, а внутри с новой силой забились сердца, в царском шатре никого не оказалось. Прошло несколько минут и, наконец, Кхай проснулся. Его глаза открылись, и он уставился в потолок царского шатра.
Какую-то секунду он одновременно был двумя людьми: Кхайем из Куша и Полом Арнотом из Лондона. Затем, по мере того, как мир грядущего становился более туманным, воспоминания Арнота отступили. С другой стороны, память Кхайя обострялась и подсказывала ему все детали предательства Манека Тотака!
Кхай резко сел — как раз вовремя, чтобы увидеть, как рядом с ним просыпается Манек. Секунду полководцы смотрели друг другу в глаза, затем светловолосый гигант слетел во своей скамьи и, рыча от ярости, схватил Манека за горло. Он хотел задушить его или просто сломать ему хребет, но вначале решил выяснить ответ на мучивший его вопрос. Слова Кхайя прозвучали, как рычание дикого зверя:
— Перед тем, как умереть, объясни мне: почему ты предал меня?
— Ради Куша! — выдавил из себя Манек.
— Ради Куша? — Кхай ослабил хватку на горло Манека. — Ты что, сумасшедший?
— Нет, не сумасшедший. Но я не допущу, чтобы кемет сидел на троне Куша. Вот и все! А теперь убей меня!
— Что ты имеешь в виду? К чему ты клонишь?
— Ты — любовник Аштарты, не так ли?
Кхай нахмурился еще сильнее.
— Ревность, — наконец разочарованно сказал он.
— Нет! — запротестовал Манек. — Я не ревную.
Мне не нужна Аштарта, но она должна выйти замуж за человека, рожденного и выросшего в Куше!