Воин Храма
Шрифт:
— Наш путь пролегает в Париж, — сказал он, — братья по Ордену должны приютить нас там.
— Во-от оно как… — протянула Сигрун, — что же ты ищешь там? Разве плохо было здесь, в северных краях?
Леннар не обратил внимания на издевку.
— Виновата все та же зима, — сказал он, — как видишь, мой оруженосец с трудом переносит ее. К тому же, самые важные дела творятся сейчас там. А здесь, несмотря на гонения, стоит тишина.
— И ты решил забраться в самое пекло, так? — снова усмешка заиграла на ведьминых губах.
— Не совсем так, — просто ответил Леннар, —
В тот день старуха не спрашивала больше ни о чем. Леннар подозревал, что если бы она и узнала про письмо, оно никак не могло ее волновать — но все же не хотел рисковать.
Весь остаток дня он просидел у постели Кадана. Чем более приходил шотландец в себя, тем более таинственным становился его взгляд, как будто тайна, которую знали только они двое, так и распирала его. И хотя Леннар опасался, что тот ненароком выдаст их в разговоре с незнакомыми людьми, он все же был рад, что Кадан смотрит так же, как и в первые дни их знакомства. Что на дне его глаз снова затеплилась жизнь.
— Сэр Леннар… — прошептал он, улучив момент, когда Сигрун отошла по каким-то своим делам, и они остались одни.
— Что? — так же шепотом отозвался Леннар.
Шаловливый огонек в глазах Кадана разгорелся сильней.
— Я хотел сказать, что люблю вас. Я, кажется, очень давно вам этого не говорил.
Леннар приоткрыл рот, не зная, что ответить. Все происходившее было слишком ново для него, а время мало подходило для того, чтобы произносить слова любви вслух. Сначала ему нужно было разобраться в себе.
Кадан, впрочем, ответа и не ждал.
Он потянул Леннара к себе, заставляя наклониться, и прошептал в самое ухо:
— Вы возьмете меня еще раз?
По телу Леннара пробежал огонь.
— Здесь? — только и смог спросить он.
Кадан ответить не успел — скрипнула дверь, и Сигрун появилась на пороге. Леннар стремительно выпрямился и поймал на себе пристально-насмешливый взгляд старухи.
— Кажется, галл уже достаточно здоров, — сказала она.
— Еще нет, — опередил Леннар Кадана, собиравшегося что-то сказать, — он пока слаб.
— Что ж, хорошо. Оставайтесь до завтра. А на рассвете я скажу тебе, как отплатить долг.
Остаток дня прошел в тишине и покое, а наутро Кадан был уже совсем здоров. Сигрун выпекла лепешки и, разделив их на всех, сказала:
— Что ж, рыцарь, помнишь, что ты обещал, входя в мой дом?
Леннар кивнул.
— Тогда вот что. Я поеду в Париж с тобой.
Леннар слегка опешил и несколько секунд в недоумении смотрел на нее.
— Ты стара, — наконец сказал он, — а наш путь пролегает очень далеко.
— Ничего, — старуха кивнула сама себе, — я более живуча, чем ты или он.
Леннар молчал. В поисках поддержки он даже обернулся к Кадану, но тот тем более не знал, что возразить.
— В пути вам понадобится тот, кто не носит на себе плаща и кто может свободно зайти в село, чтобы поговорить с живущими там.
— Не обижайся, добрая женщина, но ты для этого подходишь не слишком хорошо.
— Лучше, чем ты или твой рыжий
— У нас только два коня, — привел Леннар последний аргумент.
— А то я мало знаю о храмовниках, — хмыкнула Сигрун, — посадишь его у себя за спиной. Хотя, если хочешь, можешь ехать и в обнимку со мной. Помни, — Сигрун повысила голос. — Ты обещал.
И какой бы глупой ни казалась Леннару ее прихоть, он был вынужден согласиться — потому что дорог отсюда в самом деле не знал и спросить у кого-то из христиан возможности не имел.
Сигрун собрала в дорогу снедь и закрыла избу.
— Тебе не жалко оставлять свой дом? — спросил Леннар, уже сидя на коне и наблюдая за ней. Кадан сидел у него за спиной и крепко обнимал его.
— Мой дом давно сгорел, — отрезала Сигрун, — все, что было после — всего лишь бревна, не более того.
Вопреки собственным словам она бережно погладила испещренные резьбой столбы, довольно ловко для своих лет вспрыгнула в седло, и все трое пустились в путь.
Сигрун знала дорогу лучше, чем можно было ожидать от ведьмы, долгие годы ютившейся в лесу. Она ведала не только травы, но и движение солнца, и даже погоду могла предсказать на несколько дней вперед.
Леннару по-прежнему было неуютно от того, что рядом с ним творится колдовство, Кадана же больше беспокоило то, что они с рыцарем больше не могут остаться наедине. Он жался и тянулся к Леннару как мог, не имел возможности ни обнять его, ни поцеловать — в то время как только теперь, казалось бы, Леннар мог бы все это ему разрешить.
Так тянулся день за днем.
Зима дышала им в спину и, как и они, двигалась с севера на юг. Отвары Сигрун, однако, более не давали никому из путников заболеть, и постепенно оба стали к ней привыкать.
Сигрун, кроме того, знала истории и когда начинала рассказывать их у костра, сердце Кадана откликалось на них тоской, как будто он знал их, но давно забыл.
Он, в оплату за сказки, негромко пел ей баллады своего народа, но, как оказалось, Сигрун знала их почти все.
— Как может один человек запомнить столько за всю жизнь? — спрашивал Кадан, но Сигрун лишь усмехалась.
— Прежние барды твоего народа обучались по двадцать лет, прежде чем решиться запеть для всех.
Она рассказывала о жителях севера и о таинственных ведунах-друидах, населявших эти земли до начала времен, и многое из того, что говорила Сигрун, Кадан не мог понять, но слушал ее, раскрыв рот.
Так продолжалось до тех пор, пока они не пересекли Сену и через пару часов на горизонте не показался Париж.
ГЛАВА 16
Еще издалека Кадан увидел двухслойный городской вал, до середины заслонявший каменные стены. По верху стены проходил дозорный путь, а с внешней стороны над валом возвышались круглые крепостные башни. На ночь ворота запирались в целях безопасности, но днем проход был свободным, и путники преодолели его без проблем.