Воин из Киригуа
Шрифт:
— А как надо было сделать? — спросила Иш-Кук. — И почему ты не сказал все это раньше, когда давал волшебные травы? Я напоила его вечером, никого около нас не было, и тень его падала на меня… Было безветренно…
Ах-Каок с улыбкой поглядел на встревоженно поднявшуюся рабыню.
— Теперь мне все понятно, — ласково сказал он. — Ты должна была зайти к нему с запада, чтобы твоя тень падала на него… Теперь мне все понятно…
— Так скажи же, чтобы и мне было понятно, — жалобно попросила Иш-Кук.
— Разве ты еще не поняла? — удивился Ах-Каок. — Все совершенно ясно. Данный
— Да, — простонала Иш-Кук, — когда он пил, а я глядела на него, я сразу почувствовала, что мое сердце прямо-таки горит от любви к нему. Теперь я поняла. Вся сила напитка ушла на меня… Что же теперь делать, Ах-Каок?
— Я дам тебе еще порцию, Иш-Кук, не печалься, — утешил ее горбун, — и ты снова дашь ему питье. Теперь ты ведь знаешь, как надо это делать…
— Но теперь я не знаю, где он, — вырвалось у девушки, — царевна куда-то его спрятала…
— Всемилостивейшая Эк-Лоль куда-то услала своего опахалоносца? — изумился жрец. — Что ты, Иш-Кук, этого не может быть. Зачем? Куда же?
— Я говорю тебе, что не знаю.
— Надо, надо узнать, красавица, — сухо произнес жрец, — время действия моих трав не вечно. Твой любимый должен получить питье в этом месяце, иначе сила трав иссякнет и возобновится лишь через долгих четыре месяца. А разве ты сможешь столько времени ждать? Ты же сгоришь, я вижу это и без твоих слов. Ищи, ищи его скорее, он не может быть далеко от Тикаля. Не навещает ли он иногда украдкой царевну? Поздним вечером, когда прислужницы, утомленные дневной работой, спят?..
— Нет, нет, — прервала его Иш-Кук; глаза ее засверкали. — Хун не прокрадется мимо меня к ней незамеченным. Этого не было, этого не будет! Клянусь тебе…
— Так его зовут Хун, — задумчиво произнес горбун. — Хорошее имя. Ищи юношу, Иш-Кук, и как только обнаружишь его, сразу приходи ко мне. Я дам тебе трав, а может быть, помогу и еще кое-чем. Но торопись с розысками. Скоро сила трав заснет, а в следующем месяце люди с именем Хун будут привлекать сердца высокорожденных, так говорит рукопись пророчеств. Торопись!
Иш-Кук, убитая последним зловещим намеком, молча поклонилась жрецу и ушла. Глядя вслед удалявшейся девушке, Ах-Каок улыбался, но скоро улыбка на его лице уступила место озабоченности. Он привстал со ступени, опять уселся, но через минуту решительно вскочил. Едва лишь горбун сделал несколько шагов к дворцу верховного жреца, как перед ним неожиданно выросла какая-то фигура.
Вновь пришедший был человек очень высокого роста, и рядом с приземистым тучным горбуном он выглядел почти великаном. Однако по тому, как, начиная разговор, он склонился перед жрецом, было видно, что его сан вовсе не так велик, как его рост.
— Почтенный Ах-Каок, — начал он, — да будут благополучны твои дни! Спокойно ли твое сердце? Исполняются ли твои надежды?
— Спасибо, Абиш, — кратко ответил жрец. — Как процветает жизнь и здоровье твоего покровителя?
— Владыка
— Ты говоришь истинную правду! — поддакнул собеседнику жрец.
— Я много наслышан о твоих замечательных лекарствах, мудрый Ах-Каок, — продолжал Абиш, — ты многих спас от неминуемой смерти, а излеченных тобой от различных болезней просто невозможно сосчитать. Не можешь ли ты помочь мне? В последнее время у меня часто колет в боку.
— А бывает ли у тебя при этом кашель?
— Да, особенно по утрам.
Ах-Каок задумался.
— Тебе должна помочь кость из головы ламантина, — сказал он наконец, — растертая в порошок и растворенная в воде. Если ты будешь принимать это лекарство в течение двадцати дней перед заходом солнца, то все пройдет бесследно.
— Но где же я достану такое хорошее лекарство, о мудрый Ах-Каок? — воскликнул Абиш.
— Пойдем со мной в хранилище лекарств, — сказал Ах-Каок, — и я дам тебе его.
Жрец и следовавший за ним соглядатай Ах-Меш-Кука подошли к невысокому длинному зданию, стоявшему поодаль от храма. Внутри царила полутьма, и вначале глаза Абиша видели мало. Но потом из сумрака выступили ряды деревянных полок, заставленных множеством самых разнообразных сосудов. Здесь были узкогорлые кувшины, низкие чаши, маленькие кубки и огромные, почти в половину человеческого роста, корчаги. С бревен потолка свешивались веревки, к которым были прикреплены охапки сухих трав. Необычные, то резкие, то удивительно приятные запахи доносились до проходивших мимо полок.
— Сколько же здесь лекарств! — В голосе Абиша прозвучало редкое для него искреннее восхищение. — Какая сила и могущество заключены в них, если знать, как это надо использовать.
Хранилище было любимым детищем Ах-Каока, и жрец почувствовал себя польщенным.
— Да, ты прав, Абиш, — подтвердил он, — здесь собраны сотни средств, которые спасают здоровье и жизнь. Боги и их верные служители могут сделать многое. Вот видишь эту траву, — жрец показал на ближайшую охапку. — Ты, конечно, слыхал про болезнь «томатное горло». Сколько погибает от нее и детей, и взрослых. Горло вздувается, становится ярко-красным, на нем появляются белые точки. Трое или четверо суток — и человека нет. А между тем достаточно несколько раз прополоскать горло отваром этой травы — и страшная болезнь исчезнет бесследно.
— О как ты мудр, Ах-Каок! — вставил Абиш.
— А возьми вот этот камень, истертый в порошок. — Горбун подвел посетителя к чаше, наполненной серовато-голубой пылью. — Он излечивает все болезни живота, особенно страшные кровавые поносы. Благодаря ему жители Тикаля уже давно не знают «горы черепов». А было время, когда целые селения вымирали от этой болезни.
— Как разнообразны твои лекарства, — удивился посетитель. — Я думал, что это только травы, а здесь и травы, и камни…