Воин света
Шрифт:
— Привет! — кричит радостная и возбуждённая Галя. — Привет, славяне! Б-о-о-оря, давай!
Борис улыбается и протягивает мне коробку с бутылками и бумажными свёртками. Еда, надо полагать.
— О, Боря, — киваю я. — Давно не виделись.
— Так он в тюрьме был! — хохочет Галя. — А сегодня его выпустили! Не смогли пришить, так что ли говорится, не смогли, в общем доказать, что он причастен к делу Толстой! Помните, у неё лилию французскую украли?
Блин! Я же хотел его предупредить, что ему кирдык готовят. Не прямо сейчас, но всё-таки.
— Поздравляю, — снова киваю я. — Поздравляю…
Наташка тоже поздравляет.
— Вы чего такие кислые?! — грозно спрашивает Галя. — Поругались что ли?
— Нет, — улыбается через силу Наталья. — У меня с папой проблема. Его там арестовал кто-то, непонятная ситуация какая-то. Юрию Михайловичу Егор позвонил уже, он обещал помочь, разобраться.
— Ну, и всё! — уверенно ставит точку на этом деле Галя. — Если Юра взялся, значит он поможет! Можете не волноваться! Давай бокалы. Борь, наливай, сегодня пьём за твоё освобождение и за Натальиного отца! Геннадий же он у тебя? Я его помню со свадьбы. Ох! Шикарный мужик!
Смеётся. Эх, не всё так просто, Галя. К сожалению, не всё так просто.
Звонит телефон.
— Алло…
— Егор, слушай… Там прокуратура, в общем. Его по делу Бородкиной свидетелем на допрос взяли, но приехал Калиниченко и быстренько всё переквалифицировал. Вроде бы. В общем, пока трудно что-то определённое сказать. Вечер уже. Завтра утром всё решим. Но сегодня он останется там. Что-то больно уж рьяно взялись за эту Бородкину.
Какая там, нахрен, Бородкина. Это же шоу для одного зрителя — для меня. Всё для меня — спектакли, цирковые выступления и оперы про зайчика. Пиф-паф, ой-ой-ой… Только для меня. Сука, чего ему надо, Черненке этому…
Меня, конечно, вовлечь во всю эту театральную чехарду не так просто, поскольку я не просто гражданин, а пограничник, практически нахожусь при отдаче долга Родине, но, всё равно, приятного мало. Показывает мне, козёл, что будет громить меня и пойдёт до самого конца. Козья морда! Ну, ладно, это мы ещё посмотрим, кто кого разгромит, в конце концов.
Веселье не клеится. Галя хочет праздника, да только праздник к нам никак не приходит. Мы что-то едим, пытаемся поддерживать разговор и делаем вид, что пьём, хотя Галя вид не делает, а пьёт действительно и бескомпромиссно.
Она в модном брючном костюме, волосы распущены, как у рок-певицы, глаза сияют. Счастье у человека, друг сердечный вышел из застенков. Друг же после испытаний последних месяцев остался без лоска и выглядит немного побитым жизнью и бывшим в употреблении…
А у меня сердце не на месте. Мурашка, Рыбкин… Капец, кто следующий? Хочется кому-нибудь оторвать башку. Пойти грохнуть Устиныча? Эх, если бы это было так легко…
— Боря, — говорю я, когда девушки уходят на кухню заваривать чай. — Уходить тебе надо в следующем году. Тебя за спекуляцию упекут
— Чего? — ошалело смотрит он.
— Что там дублёнки у тебя нашли, брюллики, да? Ну… то есть могут найти. Не храни дома никаких ценностей, Борис. И Андропов и Чурбанов тебя загнобят. Так что у тебя буквально пара месяцев есть, пока они не взялись за тебя по новой. Делай документы и, как говорится, готовь отступление.
— Ты что! — хмурится он и вмиг делается сосредоточенным. — Точно? Откуда знаешь? Да, с чего бы вообще?
— Слышал разговоры. Я теперь с Андроповым каждый день встречаюсь. Работаю у него. Вот, предупреждаю тебя. Он хочет показательный процесс устроить. Парень ты нормальный, всегда с добром был. И я хочу тебе добром отплатить. Сечёшь?
Он кивает, а я чуть понижаю голос.
— Ну, а то, что Чурбанов тебя не особо жалует, сам должен понимаь. Так что, такие дела, Боря. У тебя всё там выгребли при обыске?
Он неопределённо крутит рукой.
— Как будет дело подходящее, а оно будет, ты уж поверь, будут на тебя вешать.
— Какое это подходящее?
— Драгоценности прежде всего. Ограбление, убийство, понимаешь? Смотри, услышишь что-нибудь подобное, лучше затаись.
— Понял тебя, Егор, — хмуро говорит он. — Спасибо, что сказал.
Появляются барышни с чаем.
— Галя, уходить надо, — бросает Буряце, и я ловлю себя на мысли, что его хорошо бы сыграл молодой Джигарханян…
— Что такое? — хмурится Галина. — Не поделили что ли чего?
— Нет, всё нормально у нас с Егором, очень хорошо даже. Просто дела появились. Да и чего сидеть, видишь же, у них неприятности, не до нас.
— Какие дела? — недоверчиво улыбается Галя. — Шутишь что ли? Сегодня ночью никаких дел!
— Не шучу, Галчонок, не шучу.
— Ну, чай-то попьём? Смотри, «Птичье молоко».
— Хорошо, — соглашается он. — Чай попьём и пойдём.
— Ты чего? Плачешь?
Наташка лежит на боку спиной ко мне и едва заметно подрагивает. Нет, я этого не вижу, но чувствую лёгкую дрожь. Уже ночь, настенные часы тикают утомлённо и медленно. Тик… Так… Тик… Так… На кухне падает капля из крана.
Других звуков нет. За окном темно, шторы не впускают свет фонарей и фар заплутавших авто. Встрепенувшись, начинает гудеть холодильник. Тик… Так… Тик… Так… Где-то едет машина.
…Красавицы уже лишились своих чар
Машины в парк, и все гангстеры спят
Остались только мы на растерзание-е
Парочка простых и молодых ребят…
— Наташ, — тихонько говорю я и кладу руку на её плечо.
Оно прохладное и гладкое, как шёлк. Она застывает.
— Всё хорошо будет, — шепчу я, наклоняясь над её ухом. — Мы со всем разберёмся, а потом как заживём…