Воины пустоты
Шрифт:
– А что ещё делать бедному астероидянину на главной ресурсной базе пояса?
– Пойти на оператора горнорудных дронов, да водить свой рой по ближайшим камням в поисках палладиевых жил.
– Смешно.
– Обхохочешься.
– Хотя, знаешь я рад. Сражайся только в симуляциях, а в реале работай, как помощник уровня принеси-подай. И всё на солдатскую зарплату. Считай, не профессию сменил, а получил прибавку с огромными бонусами.
– Бонусы, это возможности поджарится от десятка разных причин?
– произнёс я, подавая дронам свою порцию блоков брони.
– Давай считать.
– Это издержки. Как будто ты на прошлой работе не рисковал отпилить себе ногу вибробуром.
– Разный уровень рисков. Хотя знаешь, моя прошлая работа тоже немного похожа на эту.
– Чем же?
– спросил Штульц, выпуская груз в сторону механических пауков. Те принялись живо разворачивать связку кирпичей, растягивая их в полотно из бронеэлементов, скреплённых нитями из вольфрама и меди. Мы же направились вновь вглубь корабля.
– Ты не поверишь, но бессознательным состоянием.
– Серьёзно?
– Да. Во время долгой работы с вибрационным инструментом я просто отключался от происходящего. При этом продолжая выполнять команды.
– Химия или имплантаты?
– Без понятия. Я так это и не выяснил.
***
После окончания основных работ, аппаратуре предстояло пройти различные тесты. Космическая пехота же получала краткий перерыв перед очередным подключением к виртуальной реальности.
Первоначально, я собирался провести его в отсеке нашего отделения, однако в планы вмешался желудок. Желание поесть возникло сразу после покидания доспеха. Разумеется, я мог взять рацион, однако вкусовыми свойствами паёк, был далёк от еды, подаваемой в кают-компании. К хорошему привыкаешь быстро и, взвесив все за и против, я направился в отсек для отдыха. Туда меня решил проводить Штульц, аргументируя действия намерением "Пропустить по маленькой". Насколько я помню, это выражение было связано с одним из видов психоактивных веществ.
Поднявшись на нужный этаж, я заметил, как идущий рядом сослуживец остановился при выходе из лифта и уставился на стену перед собой.
– Чего такое?
– Ничего. Просто вспомнил последнюю симуляцию.
Я слегка напряг извилины, пробуждая в памяти свою деятельность в виде исполнительного механизма.
– Отработка отражения абордажа.
Штульц кивнул, наконец-то покинув лифтовую кабину.
– Меня здесь располовинили. Отделили таз от торса кассетным боеприпасом, вылетевшим из шахты лифта, - он слегка передёрнул плечами.
– Помнишь, это когда в корабль залепили снарядом рельсотрона, а затем сразу абордажным челноком в появившуюся брешь?
Я кивнул, и Штульц продолжил:
– Но разве такая царапина остановит космопеха. Потроха доспех сразу закрыл. Так что я сел вот у этой стены и отстреливался от тварей.
Я это помнил. А так же я помнил, как под ним проломилась палуба и щупальца из живого металла утянули сослуживца куда-то ниже. Под прицелы скрэм-пушек биороидов.
– Кстати, а ты там сколько продержался?
– До конца, - произнёс я и вздохнул. Картины этих коридоров, разбитых и искорёженных вновь всплыли в памяти. Они были неприятные, но отсутствие эмоционального окраса, присущего обычным воспоминаниям
– Мы победили?
– Нет. Взорвали корабль, когда дагро почти пробились на оба мостика.
– И зачем же такое симулировать?
– невесело проговорил Штульц, вновь направляясь к отсеку для отдыха.
– Чтобы мы свыклись с подобной ситуацией. Она вполне возможна.
Последние слова я проговорил, подходя к двери в кают-компанию и посылая через нейрошунт сигнал на открытие.
Внутри помещения, кроме небольшой публики, я заметил Нантею. В прошлый раз за чашками кофе ей удалось меня разговорить на всё время до подключения к симуляции, оставив не совсем приятный осадок, как после допроса. С того раза для неё прошли чуть меньше двух недель и единственные с кем она могла болтать, это экипаж и контрразведчики. Да и то лишь во время маршей. И хотя я был с ней ещё недостаточно знаком, уверенность в том, что она меня не отпустит вплоть до окончания пребывания вне симуляции, была крепка. Слишком многое позволялось тауоникам.
Логичной реакцией было изменить свои планы и покинуть отсек как можно скорее, что я и собирался сделать. Однако Нантея заметила скользнувший по ней взгляд и, одним движением взлетев с дивана, направилась в мою сторону, держа в руке металлический стакан. Всё, поздно трепыхаться. На ближайшие несколько часов я попал в лапы проводника. В последней надежде я бросил взгляд в сторону товарища по отделению, но тот, как ни чём не бывало, направился внутрь отсека, что-то насвистывая и даже не смотря в мою сторону.
Чтож, раз так, оставалось лишь терпеть старшего по званию уникального эксперта или попытаться получить пользу или удовольствие от общения с далеко не последним человеком на корабле. Да и внешне достаточно симпатичной.
– А снова ты, карго. Иди сюда, есть дело. Не ожидала, что вы вообще пригодитесь. Но признайся, с этим бы спокойно справились бы и грузовые дроны.
– Да, конечно. Просто мы и так болтались без дела, а крейсер нужно ввести в строй как можно быстрее, - произнёс я, нацепив на лицо маску доброжелательности.
При приближении тауоника, я заметил, что на, до этого чистом, лице появилась сетка сосудов. Это, а так же сейчас почти сведённые синяки под глазами свидетельствовали о перенапряжении проводника.
– Кстати, а что это у вас?
– обратился я к собеседнице, указывая на напиток в высоком металлическом стакане.
Зеленоватая жидкость слегка пузырилась. Истинный запах раствора пытались перекрыть ванилью, из-за чего получилось сложно передаваемое амбре, вызывающее неприятные ассоциации.
– А это? Тонизирующий коктейль. Чего туда только не намешали. Если привыкнуть, то вполне терпимо.
– Это от перенапряжения при проводе корабля?
– Да. Когда мы подкрадывались к тому астероиду, пришлось пройти пару зон, где завихрения... А ты всё равно не поймёшь. Слишком многое зависит от особенностей тауформы человека. К тому же инфополе подпространства практически изолировано от нашей вселенной, по крайней мере, при обычных условиях. Поэтому восприятие изнанки космоса сильно отличается от наблюдения за обычной реальностью. Тут нужен опыт, присущий только тауоникам.