Волчье правило
Шрифт:
– Туран Асадим Шухраз, – представился афганский офицер, с трудом принимая некое подобие строевой стойки, – помощник начальник штаб Л-ской пехотной дивизии Д-кого корпуса Вооруженных Сил Афганистан.
– Баридан Навруз Ташик, – замотал головой младший афганец, из носа и ушей которого сочилась темная кровь, – командира пехотна взвода…
Более лейтенант ничего не смог сказать – громко зарыдал.
– Так, нечего рыдать! – зычно скомандовал Хантер, чьи интонации адресовались не столько пленным, сколько – своим
Строевого шага у аманатов не получилось, казалось – у них отбито все напрочь: гениталии, почки, суставы, ступни. Шатаясь, держась друг за друга, они с трудом преодолели некрутой подъем к БМП, где ждали десантники.
Активист ДОМА с Хантером не помогали им, шагая сзади, с оружием наизготовку. К всеобщей радости, эксцессов не произошло. На кургане оказалось – бережливый и хитрый Зверобой прихватил с собой термосы с пищей, принесенные охранбатовцами. Первым делом сержант предложил покушать, пленники со звериной радостью согласились.
Не успел Лось разлить по котелкам холодный и невкусный гороховый суп, покрытый пленкой комбижира, как аманаты, не ожидая хлеба и ложек, с животным выражением на лицах, давясь и захлебываясь – руками сожрали все, без остатка… Зрелище не для слабонервных!
– Стой! – закричал Хантер, с ужасом наблюдая, как бедняги, уподобившись псам, вылизывают пустые котелки и грязные руки. – Больше не наливай! – скомандовал он Лосю.
– Так они ж голодные… – по-простецки ответил тот.
– Кулик, нельзя им с голодухи много и сразу, – вспомнил Александр воспоминания деда и бабки о голодоморе 33-го года. – Заворот кишок может случиться.
– Туран! – взмолился баридан. – Дай, дай нам кюшат! Ми уже третья сутка сапсем ничего не кюшат! – снова заплакал аманат.
– Нельзя, саиб баридан! – твердо промолвил старший лейтенант. – Иначе живот сведет, и будет тебе харап, понял?
– Фамиди, саиб туран, – за всех ответил капитан-афганец, держа за плечи лейтенанта, продолжавшего биться в рыданиях.
– Как попали в плен? – спросил Александр, пытаясь отвлечь несчастных от болезненного пищевого вопроса. – Ты, Уразов, – обратился он к пулеметчику. – Как в зиндане у муллы оказался?
– Я, тофарищ кафитан, – беззубо шепелявил узбек, – на «точка» стояль по дорога на Асадабад. Ноччу деды паслали миня и ещьо одного, из молодых, за чарсом ф ближний кишлак. Там нас «духи» и фзяли, дружка моего, Фолодьку кастрировали жифьем, потом, ещьо жифого, на кол посадили, а как он умер – голаву клычом срезали. А я знаю первую сура Коран и рассказаль им, кагда ани нас прали. Миня ударили по башке прикладом и потащили ф горы… – заплакал мотострелок, сидя возле пустого котелка. – Дайте чарсу курнуть, тофарищ капитан! – вдруг взмолился он со слезами в голосе.
– Нет у нас наркоты! – отрезал
– Нас всех посадили на наркотики душманы, – снова за всех ответил туран Шухраз. Очевидно, он был единственным из аманатов, еще сохранившим мужество и присутствие духа. – Чарс нам постоянно падмешивали в табак, еду и даже воду, – грустно сообщил капитан. – С одной стараны, ето помогало пережить все ужаси плена, а с другой – усугубляло наше положение, визивая зависимасть…
– А откуда ты, туран, так хорошо знаешь русский язык? – изумился Хантер.
– Я учился в Одессе, в военном училище, чьто готовит иностранних специалистов, – спокойно сообщил афганец. – И панимаю разница между русським и украинском языком. Па твой разговору, туран, могу предпалажить, что ты, скорие всего, из Центральной Украины, правда?
– Именно так, капитан, ты прав! – улыбнулся Хантер, довольный, что в этом диком краю, за несколько тысяч километров от воспетых Шевченко вишневых садов, упоминают милую его сердцу Родину. – В плен, Асадим, как попал? – поинтересовался он.
– Поехали на свадьбу к его сестре, – кивнул капитан на плачущего лейтенанта, – в уезд Сурубай, – детализировал он. – Там муж его сестри воеваль на стороне опозиция. И ночью нас захватил Саг, которий со своими асокерами, наплевал на наши законы и обичаи, разогнал свадьбу и нас, без оружия, пленить…
– Какие-то непонятки, – высказал сомнение Зверобой. – Ведь по вашим же законам, гость – лицо неприкосновенное?
– Ета война внесла много корективов в родоплеминное устройство, обичаи и традиции народов Афганистана, – не стал вдаваться в тонкости этнопсихологии капитан афганских Вооруженных Сил.
– Шекор-туран, я уходить… – подал голос «комсомолец», о котором почему-то забыли. – Сейчас рафик Кушим канчай разгавор и мой пост – там.
– Иди, саиб дост, – протянул руку пуштуну Александр. – Благодарю за службу!
– Ташакур тибе, туран, – пожал Сашкину конечность активист Демократической организации молодежи Афганистана. – Чьто Саг харап зделать! Он многая беда наделать в наш уезд, и ещьо би нам многа-многа дашти наделат…
Не говоря больше ничего, сдержанный пуштун пошел к дому переговоров.
– В самом деле, афганцы – прирожденные лингвисты! – с восхищением промолвил офицер-десантник. – Почти каждый знает и пушту, и дари, да и еще и русским кам-кам владеет!
– Многие владеют ещьо фарси и арабским, на котором написаний Коран! – заметил туран Шухраз. – Ето у нас в крови – способность к языкам. К поэтому же, обстоятельства заставляют изучать язык завоевателей: раньше очень многие владели английском языком, сейчас – русським…
– Ты, капитан, – вскипел Александр, – не очень завирайся! Мы пришли по просьбе вашего правительства, чтобы помочь вам…