Волчица и пряности
Шрифт:
Кроме того, улицы в Рубинхейгене шли очень странно и запутанно – такое часто встречается в больших городах. Потому здравый смысл подсказывал, что входить в город лучше через те ворота, что расположены ближе к месту назначения, – если, конечно, человек знал, где место его назначения. В общем, из всего этого можно было составить представление о размере города.
Не удержавшись, Лоуренс оглянулся: Нора все еще провожала повозку взглядом. Увидев, как Лоуренс обернулся, она тоскующе помахала ему рукой.
Разумеется, было бы вполне естественно, если бы Лоуренс помахал ей в
– У меня что, по-твоему, и впрямь такой скверный характер?
Лоуренс неловко улыбнулся. Помахав Норе, он вновь развернулся вперед.
– Мм... интересно, каковы на вкус персики в меду. Да, есть чего ждать с нетерпением, - проговорила Хоро.
– Ох... ты до сих пор помнишь?
Когда Лоуренс услышал эту раздражающую фразу, он как раз пытался понять, какого размера пошлину с него возьмут за военное снаряжение на площадке для досмотра.
– Надеюсь, ты не хочешь сказать, что не купишь?
То, как Хоро задала этот вопрос, улыбнувшись и чуть склонив голову набок, наводило ужас. Лоуренс отвернулся и пробормотал, точно в молитве:
– Если их не продают, я не смогу купить, даже если захочу.
– Ну разумеется, - сказала Хоро таким тоном, словно была уверена, что их здесь таки продают.
– Да, и еще. Возможно, мне нет нужды напоминать, но сейчас тебе нужно вести себя еще более по-монашески, чем на предыдущем досмотре. Если тебя примут за монахиню, проверять будут не так строго.
– Мм. Я не настолько глупа, чтобы поднимать суматоху в таком большом городе. А в таком виде я похожа на монахиню?
– Думаю, об этом тебе можно не волноваться.
Едва Лоуренс совершенно искренне произнес эти слова, как тут же пожалел о них. Хоро когда-то говорила, что Церковь в прошлом доставляла ей немало бед. Говорить, что она похожа на монахиню, – значило рисковать вызвать ее гнев.
– Мм. Хе-хе, значит, я все-таки похожа, да?
Хоро, однако, выглядела довольной.
– ...Ты не сердишься? – спросил Лоуренс.
– Хмм? А почему я должна сердиться?
– Да так, просто я подумал, что ты должна считать Церковь своим врагом.
– Вовсе нет. Это все равно что все время иметь поблизости кого-то вроде тебя. А монахини обычно спокойные и добрые. Кроме того, даже с моей волчьей точки зрения, очень многие монахини еще и красивы. Красота вовсе не свойственна лишь каким-то определенным существам.
«Вот, значит, почему Хоро не злится», - подумал Лоуренс и немного расслабился.
Среди монахинь и вправду попадалось много очень красивых женщин. Возможно, это было из-за того, что они жили, исповедуя добродетели повиновения, чистоты и нестяжательства. Но истина была такова, что Церковь принимала большое количество незаконнорожденных детей аристократов.
Многие женщины использовали свою красоту как оружие, пытаясь стать любимыми наложницами аристократов. И точно так же многие мужчины использовали свое владение оружием или стихом, чтобы проложить путь к сердцу аристократок.
Дети, рожденные от таких людей и аристократов, зачастую вырастали более здоровыми, чем те, кто рождался от супружеских пар. Скорее всего, это было из-за того, что мужчины и женщины, стремящиеся завоевать сердца аристократов, крепче и сильнее прочих.
Разумеется, дети, рожденные от таких союзов, становились причинами споров о правах наследства, столь часто встречающихся в этом мире; именно поэтому большинство таких детей отдавались на попечение Церкви. Соответственно, и число красивых мужчин и женщин в монастырях росло.
– Хотя ломать собственное тело бесконечным постом – такую жизнь я бы просто не вынесла.
Услышав эти слова, Лоуренс без всякой задней мысли улыбнулся.
Повозка катилась по дороге, идущей вдоль городской стены. Так беседуя, они подъехали к бурлящей толпе.
Это был юго-восточный въезд в город.
Огромных размеров городские ворота были открыты, и непрерывные потоки людей вливались в город и вытекали из него.
Досмотр грузов и людей производился уже внутри городских стен. Людей, занимающихся досмотром, было очень много, и потому ждать своей очереди приходилось недолго, несмотря на большое количество желающих попасть внутрь или выйти наружу.
Однако, в отличие от Поросона, никто здесь не желал послушно ждать своей очереди и никто не требовал этого от других. Люди, не знающие, что нужно делать, чтобы пройти досмотр, могли никогда не попасть в город, сколько бы ни ждали. Лоуренс знал, что нужно делать: он вел повозку беспорядочным зигзагом, обгоняя сбитых с толку людей, пришедших сюда впервые, и одновременно следя за тем, чтобы ни в кого не врезаться; и наконец он проехал сквозь арку в стене и оказался в городе. Во время войны защищать въезды в город было важнее всего, поэтому стена здесь была толще обычного. Подняв глаза, Лоуренс увидел прямо над головой висящие в арке решетчатые ворота из толстых деревянных брусьев. Лоуренс частенько думал, что будет, если подвесные ворота вдруг упадут, однако ему ни разу не доводилось слышать, чтобы такое происходило. На некотором расстоянии кнаружи от ворот в потолке арки виднелось отверстие – через него, если враг прорывался к городским стенам, должны были лить кипящее масло. Судя по тому, что края этого отверстия по цвету отличались от остальной кладки, его уже когда-то использовали по назначению, и не один раз.
Пройдя за стену, Лоуренс увидел площадку, где досматривали всех входящих в город. Немного впереди виднелись уже улицы Рубинхейгена.
Поскольку Рубинхейген, как и большинство крупных городов, был окружен толстой стеной, он почти не рос вширь, а это значило, что здания в нем стремились ввысь. В Рубинхейгене это было особенно заметно. Едва Лоуренс прошел за стену, его глазам открылось зрелище, напоминающее заполненный товарами корабельный трюм: возвышающиеся повсюду здания казались горами груза, уложенного в трюме почти под самую палубу. Еще дальше виднелся главный собор Рубинхейгена – он гордо возвышался над всеми прочими домами.