Волчица и пряности
Шрифт:
Не желая более смотреть на Хоро, Лоуренс быстрым шагом двинулся прочь.
Хоро тут же его догнала, не переставая смеяться.
– Ты, ну не злись, мм?
Лоуренс посмотрел на Хоро взглядом, в котором ясно читалось: «А кто, по-твоему, меня рассердил, а?» Хоро же продолжала смеяться без остановки.
– Я ведь правду сказала, что я счастлива. Ну, все еще злишься?
Улыбающееся лицо Хоро выглядело прекрасно в обрамлении колышущихся на ветру длинных русых волос. Лицо Лоуренса дернулось.
В этот момент ему хотелось лишь выпить как следует
– Понял. Не злюсь, я больше не злюсь. Нормально?
Хоро отметила свою победу, хихикнув, затем вздохнула и сказала:
– Если мы затеряемся в толпе, будет плохо. Может, возьмемся за руки?
Конечно, чтобы добраться до постоялого двора, необходимо было снова пройти через запруженную людьми площадь; однако Лоуренс не сомневался, что, даже если они потеряют друг друга, Хоро без особого труда найдет обратный путь.
Разумеется, Лоуренс прекрасно понимал, что для Хоро это лишь повод.
Перед этой хитроумной волчицей он мог лишь сдаться.
– О да, если мы затеряемся, ничего хорошего не будет.
Тепло улыбнувшись, Хоро вложила свою ладошку в ладонь Лоуренса.
Самое большее, на что был способен Лоуренс, - это чуть стиснуть ее руку.
– Так, ну и где продают персики в меду?
И тут воздухе разнеся удар колокола, возвещающий наступление полудня – и начало нового сражения.
Гильдия Ремарио занималась оптовой торговлей, и в Рубинхейгене было одно из ее зданий.
В Торговом Доме Латпаррона в Поросоне Лоуренс, отчасти с помощью угроз, закупил военное снаряжение на сумму, превышающую все его состояние, поскольку был абсолютно уверен, что эта сделка сулит ему стабильную прибыль. Поскольку Гильдия Ремарио вела дела с Домом Латпаррона, Лоуренсу достаточно было продать свой товар этой гильдии и тем самым расплатиться с Домом Латпаррона, не возвращаясь в Поросон. То было большое достижение мудрости торговцев – для выполнения этой части сделки требовалось лишь несколько записей в гроссбухах.
С главной улицы, забитой народом, Лоуренс пробрался в небольшой проулок, который и привел его к зданию Гильдии Ремарио.
Хотя подъехали они к черному ходу Гильдии, но именно черный ход был сделан большим и просторным – специально для удобства погрузки и выгрузки товаров.
В таком большом городе, как Рубинхейген, лишь неотесанная деревенщина подъехала бы на своей повозке прямо к главному входу торговой гильдии. Если сделать такое посреди битком набитой улицы, это навлечет лишь позор, и тогда даже пользующийся спросом товар продать не получится. Более того, на многие большие улицы въезд повозкам торговцев был вообще запрещен.
Именно поэтому здесь, на маленькой улочке, идущей вдоль главной улицы, лошадей, везущих повозки, было даже больше, чем пешеходов.
Лоуренс неожиданно нахмурился.
Гильдия Ремарио была единственной, перед которой царило необычайное спокойствие и тишина.
– Этой гильдией что, монахи управляют? – заметила Хоро.
– Если бы ей управляли монахи, мы бы слышали хотя бы молитвы, но здесь и этого нет. Что же, во имя всего святого, здесь происходит?
Жуя булку, Хоро чуть приподняла косынку и подвигала ушами, вслушиваясь. Лоуренс, однако, был не в настроении полагаться лишь на этот ленивый способ выяснения ситуации. Спрыгнув с козел повозки, он вошел через деревянные ворота, предназначенные для повозок, и оказался в погрузочном дворе Гильдии.
В перенаселенном Рубинхейгене, где здания теснились так плотно и где, как шутили, «нищим приходится спать стоя», сохранить достаточное пространство для погрузки и выгрузки товаров было весьма непросто. Но несмотря на это, погрузочный двор Гильдии Ремарио был достаточно большим, чтобы в нем поместились одновременно три повозки. Если мерить товарами, здесь вполне хватило бы места на сотню мешков пшеницы. В углу двора стоял даже столик для переговоров и стойка для обмена денег. На стене висел лист пергамента, на котором была написана молитва о процветании Гильдии.
В целом, погрузочный двор Гильдии Ремарио можно было назвать роскошным.
Но сейчас на этом роскошном дворе царил полный беспорядок: повсюду валялись пучки сена и соломы, конский навоз и остатки пищи. Сколько на все это ни смотри – при всем желании не скажешь, что здесь убираются каждый день. Более того, даже работников, которые должны заниматься разгрузкой товаров, видно не было.
Конечно, ситуация в торговле нередко стремительно менялась от хорошей к плохой и обратно, так что полное отсутствие посетителей не было чем-то необычным. Однако даже если посетителей не было, погрузочный двор должен был содержаться в чистоте.
Все указывало на то, что гильдия разорилась. Прежде чем заняться чем-то еще, Лоуренс вернулся обратно и влез на козлы повозки. Остававшаяся там Хоро, судя по всему, покончила со своим хлебом. Сейчас она шуршала рукой в мешочке, пока не извлекла из него мясной пирог. Если Лоуренса не подводила память, этот пирог должен был стать его обедом.
– Ты все время ешь. Ты не боишься, что из-за того, что ты так громко жуешь, эти ушки, которыми ты так гордишься, окажутся бесполезными?
– Неплохо сказано. Однако ради сохранения моей репутации я должна заметить, что внутри здания все-таки что-то происходит.
Закончив фразу, она без колебаний откусила от мясного пирога. Похоже, она не собиралась ни с кем делиться хоть кусочком чужого обеда.
– Там внутри люди? – спросил Лоуренс.
– Да... гхх, гмф... но там что-то неприятное. Во всяком случае, радости там нет.
После этих слов Хоро Лоуренс, глядя на заброшенный погрузочный двор и пятиэтажное деревянное здание Гильдии Ремарио, ощутил, как по спине у него побежали мурашки. Здание разорившейся гильдии было проклятым. Когда гильдия разорялась, Церкви приходилось проводить немало месс по тем, кто умер в течение следующей недели.