Волчица лунного князя
Шрифт:
— По-моему, с ума тебя сводит какая-то отрава. — Упираюсь ладонями ему в плечи.
— Минута с тобой стоит года без тебя, двух, десяти. — Он скользит к моим губам, ладонью поднимая подол. — Будь только моей, пообещай…
Холодея от ужаса, зажимаю его рот ладонью.
— Ариан, ты не должен этого говорить. Это опасно, твоя сила…
Зажмурившись, он целует мою ладонь, пальцы, проскальзывает языком по запястью и как-то разом распластывается на мне.
— Тамара, родная моя, — шепчет
Мурашки бегают по коже, желание накатывает жаркими волнами, но в голове пульсирует мысль: «Опасно, нельзя, нужно немного потерпеть». А горячие губы дразнят, зацеловывают лёгкие укусы.
— Тамарочка, никому тебя не отдам…
— Ариан, идиот! — Меня передёргивает от страха, от осознания, что эти его слова могут стоить ему жизни. — У меня отбор женихов!
— Всех загрызу, пусть только попробуют…
— А ну прекрати. — Ударяю его кулаком в плечо. И снова. — Прекрати немедленно!
— Не могу… — с мукой шепчет он. — Это выше моих…
— Соберись! — Пихаю его коленом несколько раз, и Ариан перекатывается на бок. — Возьми себя в руки, успокойся, иначе тебя не выберу!
Помедлив, он откидывается на спину. Дышит тяжело.
— Ты не можешь, — шепчет он.
И эта его безалаберность, и уверенность в моём выборе, и согласие обречь меня на страдания, как его мать, отзываются испепеляющим гневом.
— Могу, Ариан, я всё могу. Поэтому бери себя в лапы, руки и… да что угодно сделай, но веди себя, как следует!
— А как следует?
— Как честно исполняющему обязанности князю.
— Тамара… — стонет он. — Царица моего сердца…
— Княгиня. И я приказываю немедленно заткнуться!
— А я думал, женщины любят, когда им говорят о любви. — Он тянет мою руку к губам.
— Не когда за это могут поплатиться жизнью. — Выдёргиваю пальцы и отодвигаюсь. — Зачем мне твои слова без тебя самого!
Меня потряхивает, грудь распирает отчаянием, гневом, страхом.
— Как можно быть таким безответственным? — Вскочив, до боли стискиваю кулаки. — Ты же знаешь, чем это может кончиться, ты видел!
Его глаза — всё те же чёрные бездны на бледном лице, и единственное, на что я уповаю — что неведомая контролирующая его сила примет во внимание его невменяемое состояние, ведь княжеское слово он нарушает из-за того, что его опоили.
Я очень надеюсь, что невменяемость ему зачтётся в оправдание.
Но если нет?
Протяжно застонав, Ариан проводит ладонями по лицу, зарывается пальцами в волосы.
— Что нам надо здесь взять? — тихо уточняет он.
— Твой здравый смысл.
— Не хочу, не хочу никакого здравого смысла. Я устал от него. — Ариан неуловимо быстро оказывается у моих ног, жадно смотрит снизу. — Я хочу гулять с тобой под луной. Бегать с тобой хочу. Катать на себе. Целовать. — Он вскакивает и сжимает меня в объятиях. — Ты моя, только моя, поклянись…
Ариан наклоняется, явно собираясь поцеловать. Страх сжимает сердце. Со всей силы влепляю ему пощёчину. Ариан отшатывается. Отпустив меня, отступает на несколько шагов. У него дикое-дикое лицо и… Кажется, его никогда так не прикладывали. Хищно щёлкают зубы, по сильному телу пробегает дрожь.
Развернувшись, Ариан в несколько прыжков оказывается возле нашего джипа. Ударяет ладонями по крыше над дверями, и крышу сплющивает до сидений, звонко вылетают стёкла. Второй удар сминает машину до порогов. Ариан пинком отправляет джип в вереницу других автомобилей.
Со скрежетом те сдвигаются, врезаясь друг в друга. Несколько стёкол лопается. И наступает тишина, прерываемая только тяжёлым дыханием обросшего белой шерстью Ариана. Шерстью он оброс, но человеческую фигуру сохранил, только уши выросли на макушке.
Теперь мне становится страшно от его силы. От его ярости.
— Ты… — шепчу я. — Ты…
— Мне нужно ускорить метаболизм, — сипло отзывается Ариан и впивается когтистыми пальцами в волосы, — чтобы вывести из организма эту дрянь.
Развернувшись, идёт на меня, втягивая шерсть в кожу. Везде, кроме паха и бёдер, так что подходит ко мне как бы в меховых штанишках.
— Ударь меня, — требует он.
— Зачем? — Потираю ноющую после удара ладонь.
Он надвигается, чёрные глаза совсем близко.
— Это даёт выброс адреналина, а он ускоряет метаболизм.
Не в порыве праведного раздражения бить жалко. Но делаю над собой усилие и ударяю.
— Сильнее.
— Жалко, — выдыхаю я.
Зажмурившись, Ариан судорожно вдыхает и выдыхает. Склоняется, превращаясь в белого волка, опускает на землю передние мощные лапы. И растёт, растёт до размера коня.
— Садись, покатаю, — предлагает рокочущим голосом.
Сердце бешено стучит, но внутри всё стынет от страха: перед неизвестностью, перед контролирующей Ариана силой, перед его состоянием, перед людьми.
Его голова размером с моё туловище, горячее дыхание щекочет грудь. А глаза — два чёрных гигантских зеркала.
— А вдруг кто увидит? — Запускаю пальцы в белоснежную шерсть на щеках. — У нас не водится таких громадных волков.
Он опускается на землю в позу сфинкса. Утыкается огромным влажным носом мне в ладонь.
— Я призову туман и лунный свет, ни один человек не увидит нас, Тамара.
Чёрные глазищи гипнотизируют безумным, завораживающим взглядом. Зачарованная им, я утыкаюсь в макушку между ушами, и они подёргиваются, щекочут скулы.