Волчицы из Машкуля
Шрифт:
— А! И что, он не назвал тебе имя этого человека?
— Нет.
— Неважно! Кто бы ни пришел от Жана Уллье, он будет желанным гостем, так как я уверен, что Жан не обратился бы ко мне с пустяковой просьбой. Он не похож на знатных бездельников: те только говорят, а всю работу сваливают на нас.
— Среди них есть разные люди: и плохие и хорошие, — философски заметил Обен.
— А когда прибудет тот, кого надо будет укрыть? — спросил метр Жак.
— Сегодня ночью.
— А как я его узнаю?
— Его приведет Жан Уллье.
— Хорошо! И это все, о чем он меня попросил?
— Не совсем. Он хочет, чтобы твои парни тщательно проверили, не бродит ли ночью по лесу какой-нибудь подозрительный человек, и осмотрели бы всю округу, обратив особое внимание на тропу, ведущую к Гран-Льё.
— Вот видишь! Мой так называемый командир мне приказывает никого не задерживать, а Жан Уллье просит, чтобы я освободил дорогу от красных штанов и городских недоумков; еще один повод, чтобы сдержать слово, которое я тебе только что дал. А как Жан Уллье узнает, что я его жду?
— Я должен его предупредить, что в Тувуа нет солдат.
— А как?
— С помощью ветки остролиста с пятнадцатью листочками, которую он найдет лежащей посередине дороги острием в сторону Тувуа на полпути от Машкуля у развилки Ла-Бенат.
— Тебе сообщили пароль? Жан Уллье наверняка его не забыл.
— Да, «Победа», а отзыв: «Вандея».
— Хорошо! — сказал, вставая, метр Жак и направился к середине поляны.
Там он подозвал к себе четырех человек, что-то тихо им сказал, и все четверо без лишних слов разошлись в разные стороны.
Метр Жак велел принести из подземелья кувшин, похоже наполненный водкой, и предложил выпить своему приятелю, а в это время с четырех сторон, куда только что направились дозорные, подошли четверо крестьян.
Это были часовые, которых сменили их товарищи.
— Вы видели что-нибудь заслуживающее интереса? — спросил их метр Жак.
— Нет, — ответили трое.
— Хорошо! А ты, почему ты молчишь? — обратился он к четвертому. — Ведь у твоего поста самое выгодное расположение.
— Проехал дилижанс из Нанта в сопровождении четырех жандармов.
— A-а! У тебя хороший нюх! Ты издали чувствуешь запах монет… Подумать только, есть ведь такие люди, что только и мечтают, чтобы мы клюнули на приманку! Но будьте уверены, друзья, ничего у них не выйдет из их затеи!..
— Ну, так что же? — спросил Куцая Радость.
— В окрестностях красные штаны не замечены. Передай Жану Уллье, что он может приводить своего человека.
— Хорошо! — сказал Куцая Радость (во время разговора с часовыми он приготовил ветку остролиста, о чем они условились с Жаном Уллье). — Я пошлю Триго.
Затем он обернулся к великану:
— Вшивый, подойди сюда!
Метр Жак остановил его.
— О! Ты что, хочешь расстаться со своими ногами? — спросил он. — А вдруг они тебе понадобятся! Разве на поляне нет сорока парней, что только и мечтают, как бы немного поразмяться? Подожди, сейчас увидишь! Э! Жозеф Пико! — крикнул метр Жак.
Наш старый знакомый, который спал на лужайке и, казалось, весьма нуждался в отдыхе, присел на траве.
— Жозеф Пико! — повторил нетерпеливо метр Жак.
Жозеф Пико не спеша встал и, бормоча ругательства, подошел к метру Жаку.
— Вот тебе ветка, — сказал предводитель братьев-кроликов. — Не отрывая ни листка, отнеси ее поскорее на дорогу, ведущую в Машкуль, и положи у развилки Ла-Бенат, напротив придорожного распятия, острием в направлении Тувуа.
(Метр Жак перекрестился, когда произносил слово «распятие»).
— Но… — начал было ворчливым тоном Пико.
— Какое еще но?
— Я не чувствую ног после того, как бежал по лесу четыре часа кряду.
— Жозеф Пико, — возразил метр Жак, и в его голосе прозвучали резкие металлические нотки, похожие на звук трубы, — ты оставил свой приход, чтобы вступить в мой отряд; я тебя не звал, ты пришел ко мне сам. А теперь запомни раз и навсегда: если кто-то начинает пререкаться со мной — я бью, ну, а если вижу, что мне не подчиняются, — убиваю.
С этими словами метр Жак, взяв за дуло один из своих пистолетов — он носил их под курткой, — и нанес сильный удар рукояткой по голове крестьянина.
Удар оказался настолько сильным, что оглушенный Жозеф Пико упал на колено. Если бы не его толстая фетровая шляпа, у него, по всей вероятности, был бы раскроен череп.
— А теперь отправляйся! — произнес метр Жак, проверяя как ни в чем ни бывало, не высыпался ли от удара порох из пистолета.
Жозеф Пико поднялся без лишних слов, потряс головой и ушел.
Куцая Радость смотрел ему вслед, пока он не исчез из виду.
— И он теперь у вас? — спросил он.
— Да, и не говори.
— И как долго?
— Вот уже несколько часов.
— Хорошенькое приобретение!
— Пока не стану спешить с выводами. Парень не из робкого десятка, так же как и его покойный отец, которого я знал. Ему только надо дать возможность привыкнуть к жизни в норе, и он станет таким же, как мои братья-кролики!
— О! Я в этом и не сомневаюсь. У вас талант воспитателя.
— Черт возьми, я не вчера этим занялся. Но, — продолжал метр Жак, — настало время обхода. Мой бедный Обен, нам придется расстаться. Так, значит, договорились: друзья Жана Уллье могут здесь себя чувствовать как дома; что же касается моего командира, то он получит от меня ответ сегодня вечером. Но это все, что велел мне передать мой приятель Уллье?
— Да.
— Вспомни, ты ничего не забыл?
— Ничего.
— Значит, вопрос исчерпан. Я уступлю нору, если только она подойдет ему и его людям. И пусть не обращает внимания на моих парней: они ведь словно полевые мыши: одной норой больше, одной меньше. До скорой встречи, друг Обен, а ожидая меня, пока поужинай. Я уже вижу, как начали что-то готовить.