Волчицы из Машкуля
Шрифт:
— Ждать лучших времен… Вы доказали французам, какое храброе сердце бьется в вашей груди, а от своих королей они ждут прежде всего мужества. Будьте спокойны: французы вас не забудут.
— Дай-то Бог! — произнес Малыш Пьер, поднимаясь; затем, опираясь на руку Гаспара, он спустился с холма к дороге, проходившей через долину.
Войска, напротив, не зная местности, вынуждены были пойти в обход.
Гаспар возглавил немногочисленный отряд; самое большее, что им грозило, это встреча с разведчиками, однако благодаря метру Жаку, знавшему здесь каждую тропинку, они вышли по почти непроходимым тропам к самой мельнице Жаке, так и не увидев ни одной трехцветной кокарды.
По дороге Берта подошла к отцу и спросила, не заметил ли он Мишеля во время боя, однако старый дворянин — он был опечален исходом с таким трудом организованного и столь бесславно закончившегося вооруженного выступления — ответил в резкой форме, что вот уже дня два, как никто не видел молодого де ла Ложери; возможно, он струсил и постыдно отказался от славы, которая могла бы покрыть его имя на поле боя, и от союза, который бы стал наградой за проявленную отвагу.
Ответ отца привел Берту в оцепенение.
Стоит ли говорить о том, что она не поверила ни единому слову из сказанного ей маркизом.
Но ее сердце дрогнуло от одного лишь предположения, показавшегося ей наиболее вероятным: Мишель был убит или же тяжело ранен, поэтому она решила навести справки, чтобы узнать о судьбе дорогого ей человека.
Берта опросила всех вандейцев.
Ни один из них не видел Мишеля, а некоторые бойцы, движимые застарелой ненавистью к его отцу, употребили в своих высказываниях о нем слова, не менее крепкие, чем в ответе маркиза де Суде.
Берта обезумела от горя; она могла поверить в то, что сделала недостойный для себя выбор, если бы ей предъявили явные, очевидные, неопровержимые доказательства, а поскольку их не было, ее любовь лишь окрепла и разгоралась с неистовой силой под тяжестью обвинений в адрес любимого человека, и она с негодованием отвергла их, считая клеветой.
Еще недавно ее сердце разрывалось от отчаяния, а разум туманился при мысли, что Мишель пал на поле боя; теперь же известие о такой славной смерти стало бы бальзамом для ее израненного сердца, утешением в ее горе; ей хотелось поскорее узнать всю правду; у нее появилось желание вернуться в Ле-Шен, пройти по полю брани и найти его тело по примеру Эдит, искавшей Гарольда, а восстановив доброе имя любимого человека в глазах вандейцев, доказав несостоятельность оскорбительных предположений ее отца, она бы отомстила убийцам Мишеля.
Пока она раздумывала, под каким предлогом ей можно было бы находиться в хвосте колонны, чтобы, незаметно отстав, вернуться в Ле-Шен, к ней подошли замыкавшие шествие Обен Куцая Радость с Триго.
Берта перевела дух; возможно, они что-нибудь прояснят.
— Ну что, мои храбрецы, — обратилась она к ним, — нет ли у вас новостей о господине де ла Ложери?
— А! Конечно, моя дорогая мадемуазель, — ответил Куцая Радость.
— Наконец-то! — воскликнула Берта.
Затем с надеждой в голосе она спросила:
— Не правда ли, он не покинул свое подразделение, как его обвиняют?
— Нет, покинул, — ответил Куцая Радость.
— Когда?
— Перед самым боем под Месдоном.
— О Боже мой! Боже мой! — в страхе воскликнула Берта. — Вы в этом уверены?
— Абсолютно уверен. Я видел, как он пришел к Жану Уллье в Ла-Круа-Филипп, и мы даже какое-то время шли вместе по дороге на Клиссон.
— С Жаном Уллье? — воскликнула Берта. — О! В таком случае я спокойна, Жан Уллье не из тех, кто спасает свою шкуру перед сражением! И если Мишель ушел вместе с Жаном Уллье, то в его поступке нет ничего постыдного и трусливого.
Вдруг она вздрогнула от страшной мысли.
Почему Жан Уллье проявил столь неожиданный интерес к судьбе молодого человека? И почему тот пошел за Жаном Уллье, а не за маркизом?
Эти два вопроса мучили девушку и вселяли тревогу в ее сердце.
— Вы говорите, — спросила она Куцую Радость, — что видели, как они пошли в сторону Клиссона?
— Собственными глазами.
— А вы знаете, что произошло под Клиссоном?
— Это слишком далеко от нас, чтобы располагать подробностями, — ответил трактирщик. — Хотя к нам недавно пришел парень из Сент-Люмина, так он рассказал, что слышал сильнейшую перестрелку со стороны Севра, начавшуюся в десять часов утра.
Берта промолчала, но ее мысли потекли совсем в другом направлении.
Она решила, что в своей ненависти Жан Уллье нарочно повел Мишеля на верную смерть.
Берта себе представила, как несчастный юноша лежал окровавленный на земле, всеми покинутый и одинокий, и некому было протянуть ему руку помощи среди политых кровью пустынных ланд.
Ей уже слышалось, как он зовет ее на помощь.
— Вы знаете кого-нибудь, кто бы мог отвести меня к Жану Уллье? — спросила она Куцую Радость.
— Сегодня?
— Прямо сейчас.
— Но на дорогах полным-полно красных штанов!
— Есть еще и тропинки.
— Но вот-вот наступит ночь!
— Ночью дороги только безопаснее. Найдите мне проводника, или я отправлюсь одна.
Мужчины переглянулись.
— Кроме меня, вы не найдете другого проводника, — сказал Обен Куцая Радость, — разве я не обязан вашей семье? Впрочем, мадемуазель Берта, вы не далее как сегодня оказали мне неоценимую услугу, когда сразили насмерть гвардейца, уже приготовившегося проткнуть меня штыком, чего я не забыл.
— Хорошо! В таком случае ждите меня на этом хлебном поле, — сказала Берта, — не пройдет и четверти часа, как я присоединюсь к вам.
Куцая Радость и Триго улеглись среди колосьев, а Берта, ускорив шаг, нагнала Малыша Пьера и вандейцев, когда они уже входили на мельницу Жаке.
Она быстро поднялась в узкую комнату, которую занимала вместе с сестрой, и, торопливо сняв запачканную кровью одежду, натянула на себя крестьянское платье. Спустившись вниз и увидев Мари, оставшуюся ухаживать за ранеными, она не посвятила ее в свои планы, а ограничилась лишь тем, что попросила не волноваться, если она не появится до завтрашнего дня.