Волчицы из Машкуля
Шрифт:
Мишель подождал, пока совсем стемнеет; так прошло около часа.
Как только ночь опустилась на землю, он подошел к мельнице.
Из узкого окошка пробивался свет.
Положив доску на нижнюю лопасть колеса и придерживаясь за стену, он, переступая с лопасти на лопасть, поднялся наверх и оказался как раз напротив окошка.
Вытянув шею, молодой человек заглянул в крохотную комнату.
Кроме Мари, в комнате не было никого; она сидела на скамье и локтем опиралась на кушетку, поддерживая рукой низко опущенную голову.
Время от времени у нее вырывался вздох и шевелились губы, словно она шептала молитву.
На легкий стук молодого человека Мари подняла голову и, узнав его через стекло, негромко вскрикнула и подбежала к окну.
— Тсс! — произнес Мишель.
— Вы! Вы здесь! — вскрикнула Мари.
— Да, это я.
— Боже мой! Зачем вы пришли?
— Мари, уже целую неделю у меня не было возможности с вами поговорить, да и видел я вас за эти дни всего несколько раз; сейчас я пришел с вами проститься навсегда перед тем, как отправиться туда, куда зовет меня моя судьба.
— Почему проститься?
— Мари, я пришел с вами проститься, — повторил молодой человек твердым голосом.
— О! Так вы больше не хотите умереть?
Мишель промолчал.
— О! Вы не умрете! — продолжала Мари. — Сегодня вечером я так горячо молилась, что Бог услышал мои мольбы. Но теперь, раз вы со мной увиделись, раз вы со мной простились, поскорее уезжайте! Уезжайте!
— Почему вы не хотите меня больше видеть? Неужели я настолько противен вам, что вы не желаете больше меня видеть?
— Нет, мой друг, дело совсем в другом, — ответила Мари. — Берта находится в соседней комнате, и, услышав ваш голос, она непременно войдет. Боже мой! Боже мой! И как мне тогда оправдываться в ее глазах, если я поклялась, что вы мне безразличны?
— Да, да, вы ей поклялись… Однако и мне вы тоже поклялись любить меня, и, только будучи уверенным в ваших чувствах, я согласился скрыть свою любовь к вам.
— Мишель, умоляю вас, уезжайте!
— Нет, Мари, нет, я не уеду, если не услышу снова слова, которые вы мне сказали в хижине на островке Ла-Жоншер.
— Но эта любовь почти преступна! — воскликнула Мари в отчаянии. — Мишель, друг мой, я краснею, я плачу при одной только мысли, что проявила минутную слабость.
— Клянусь вам, Мари, что я сделаю так, чтобы уже завтра вас не тревожили сожаления и вы не проливали бы больше слезы.
— Вы снова хотите умереть! О! Прошу вас, замолчите! Не говорите таких слов человеку, смирившемуся в надежде, что Бог за муки уготовит вам лучшую долю, чем мне. Но разве вы не слышите? Кто-то сюда идет… Уходите, Мишель! Уходите!
— Один поцелуй, Мари!
— Нет.
— Один поцелуй… последний!
— Никогда, мой друг.
— Мари, представьте себе, что вы целуете покойника.
Мари вскрикнула; ее губы коснулись лба молодого человека, и в ту минуту, когда она закрывала за ним окно, дверь отворилась.
На пороге стояла Берта.
Заметив, как бледна, растерянна и едва держится на ногах ее сестра, и почувствовав внезапно укол ревности, пронзивший ее душу, она бросилась к окну, резко его распахнула и, высунувшись, заметила тень, метнувшуюся от дома.
— Мари, здесь был Мишель! — воскликнула она, и ее губы дрогнули.
— Сестра, — произнесла Мари, падая перед ней на колени, — клянусь…
Берта прервала девушку на полуслове.
— Не клянитесь, не обманывайте: я узнала его голос.
Берта оттолкнула Мари с такой силой, что бедняжка упала. Перешагнув через распростершуюся сестру, она выбежала из комнаты, словно разъяренная львица, у которой только что украли детенышей, стремительно спустилась по лестнице, пересекла мельницу и выскочила во двор.
Там, к великому своему удивлению, она увидела Мишеля: он спокойно сидел на крыльце рядом с Жаном Уллье.
Берта направилась прямо к нему.
— Вы давно здесь? — спросила она его резким и отрывистым голосом.
Мишель махнул рукой, словно давая понять: «Пусть за меня ответит Жан Уллье».
— Вот уже три четверти часа, как барон оказывает мне честь, беседуя со мной, — ответил егерь.
Берта пристально посмотрела на старого вандейца.
— Странно! — промолвила она.
— Что же тут может быть странного? — спросил Жан Уллье, в свою очередь взглянув на Берту.
— Однако, — произнесла девушка, обращаясь скорее не к Жану Уллье, а к Мишелю, — мне показалось, будто вы только что разговаривали с моей сестрой у окна, а затем спустились по мельничному колесу точно так же, как перед тем забрались по нему.
— Да, в самом деле, такой силач, как господин барон, сдается мне, вполне способен на такой подвиг, — заметил Жан Уллье.
— Но, Жан, кто же, по-вашему, это мог быть, если не он? — спросила Берта, с досадой топнув ногой.
— Ну, хотя бы кто-то из пьянчужек, что собрались внизу, решивший показать свою ловкость.
— Но я застала Мари взволнованной, дрожащей и бледной.
— Она дрожала от страха! — сказал Жан Уллье. — Неужели вы считаете ее такой же бесстрашной, как и вы?
Берта задумалась.
Зная, насколько плохо Жан Уллье относился к молодому барону, она не могла подумать, что он мог стать его сообщником.
И тут она вспомнила об упавшей Мари, которую оставила лежащей в обмороке на полу.