Волчицы из Машкуля
Шрифт:
Когда, цепляясь за вереск, он карабкался на скалу, в нескольких шагах от него послышался слабый стон.
Жан Уллье (а это и был наш беглец) направился в ту сторону, откуда доносились стоны.
По мере его приближения они становились все жалобнее.
Склонившись, он протянул руку и почувствовал, как его пальцы лижет нежный и горячий язык собаки.
— Коротыш! Мой бедный Коротыш! — прошептал вандеец.
В самом деле, это был Коротыш; из последних сил он выволок на берег принадлежавшую его хозяину накидку из козьего меха и лег на нее, чтобы умереть.
Позвав пса, Жан Уллье потянул ее к себе.
Коротыш жалобно заскулил, но не двинулся с места.
Жан Уллье взял пса на руки с тем, чтобы понести его, но Коротыш даже не пошевелился.
Вандеец почувствовал, что по руке, которой он поддерживал пса, полилось что-то теплое и вязкое.
Вандеец поднес руку ко рту и ощутил тошнотворный вкус крови.
Он попытался разжать зубы животного, однако не смог.
Коротыш погиб, спасая своего хозяина, и случай привел сюда пса, чтобы он получил последнюю его ласку.
Оставалось только догадываться, был ли он убит одной из пуль солдат или же был уже ранен, когда бросился в воду, пытаясь доплыть до Жана Уллье.
Вандеец склонялся ко второму мнению: и остановка Коротыша на берегу, и небольшая скорость, с которой пес плыл, — все наводило Жана Уллье на мысль о том, что пес был ранен раньше.
— Хорошо, — произнес он, — завтра при свете дня все прояснится, и горе тому, кто убил моего бедного пса!
С этими словами он положил тело Коротыша под кусты и, продолжив восхождение в гору, исчез в зарослях Дрока.
XXIII
КОМУ ПРИНАДЛЕЖАЛА ХИЖИНА
В хижине, в которой генерал издалека разглядел свет, обратив на него внимание капитана, проживали две семьи.
Главами семей были родные братья.
Старшего брата звали Жозеф Пико, а младшего — Паскаль Пико.
В начале 1792 года их отец принял участие в первых группировках мятежников в Реце. Как рыба-прилипала привязывается к хищной акуле, как шакал неотступно следует за львом, так и он примкнул к известному своей жестокостью Сушю и участвовал в массовых убийствах, ознаменовавших начало восстания на левом берегу Луары. Когда Шаретт расправился с этим вторым Каррье, но с белой кокардой, Пико, чей кровожадный аппетит все больше разгорался, рассердился на своего нового командира за то, что тот, по его мнению, совершил непростительную ошибку, запретив убивать противника вне поля боя, покинул отряд и присоединился к войску, которым командовал чрезвычайно жестокий Жолли, бывший хирург из Машкуля: вот он, по мнению Пико, был на высоте положения.
Однако Жолли, понимая необходимость объединения всех сил и отдавая должное военному таланту главнокомандующего Нижней Вандеи, встал под знамена Шаретта, а обиженный Пико, с кем не сочли нужным посоветоваться, в очередной раз расстался со своими товарищами, не сообщив командиру о своем уходе.
В конце концов ему надоело постоянно менять командиров, и он, убежденный в том, что время бессильно исцелить его от ненависти к убийцам Сушю, пустился на поиски такого генерала, которого не вводит в заблуждение слава Шаретта, и не нашел никого лучше Стоффле, чья неприязнь к героям Реца была общеизвестна.
Двадцать пятого февраля 1796 года Стоффле вместе с двумя ординарцами и сопровождавшими его егерями был окружен и захвачен в плен на ферме Ла-Пуатвиньер.
Предводителя восставших вандейцев и двух офицеров расстреляли, а крестьян отправили по домам.
Минуло два года с той поры, как Пико, один из двух егерей генерала Стоффле, покинул родные края.
Подойдя к дому, он увидел на пороге двух высоких, ладных и крепких молодых людей, бросившихся к нему с объятиями и поцелуями.
Это были его сыновья.
Старшему исполнилось семнадцать лет, а младшему — шестнадцать.
Пико охотно подставлял щеки для поцелуев, а когда прилив нежности пошел на убыль, с удовлетворением оглядел сыновей с головы до ног и остался доволен их атлетическим телосложением и с удовлетворением убедился в крепости их мускулов, пощупав руки.
Оставив дома детей, он увидел теперь перед собой солдат.
Однако эти солдаты, так же как и он, не имели оружия.
В самом деле, республиканские власти изъяли у Пико карабин и саблю, доставшиеся ему от щедрот англичан.
Но у Пико было немало оснований считать, что Республика вернет ему долги и будет к тому же достаточно великодушна, чтобы вооружить еще и его сыновей в возмещение за причиненный ему ущерб.
Хотя верно и то, что он не собирался обращаться с просьбой по этому поводу.
И потому на следующий же день он приказал молодым людям вооружиться дубинами из дикой яблони и отправился вместе с сыновьями в Торфу.
В Торфу была расквартирована пехотная полубригада.
Когда Пико, передвигавшийся ночью полями и обходивший стороной тропы, заметил в полульё от себя огоньки, свидетельствовавшие о том, что впереди лежит город, и возвещавшие о скором окончании путешествия, он приказал сыновьям следовать за ним, но повторять при этом каждое его движение и замирать на месте всякий раз, если они услышат звуки, подобные щебетанию потревоженного во сне дрозда.
Ведь на свете нет такого охотника, который бы не знал, какой шум производит разбуженный среди ночи дрозд, издавая три или четыре короткие и повторяющиеся трели.
И теперь, вместо того чтобы идти напрямую, как он шел до сих пор, Пико стал петлять в тени изгородей, огибая стороной город и останавливаясь через каждые двадцать шагов, чтобы прислушаться, что происходит вокруг.
Наконец его слух различил чью-то медленную, размеренную и однообразную поступь.
Это были шаги одинокого мужчины.
Пико бросился плашмя на землю и пополз по-пластунски на шум шагов.
Сыновья последовали его примеру.
На краю поля Пико, осторожно раздвинув ветки изгороди, посмотрел сквозь нее, а затем, довольный увиденным, просунул голову и, нисколько не опасаясь колючек, царапавших его тело, проскользнул как уж сквозь кусты.
Оказавшись по другую сторону изгороди, он свистнул, подражая рассерженному дрозду.
Это был, как мы уже говорили, условный сигнал, о котором он договорился со своими сыновьями.