Вольер (сборник)
Шрифт:
В котором месте искать те книжки, было ему неведомо. На всякий случай, не будь дурак, вытащил он свой «геокурс» из сумы, для виду понес в руках, выбирая себе Радетеля поспокойней и поулыбчивей, чтоб объяснил – где такую же вещь достать. Но спросить Тим ничего и ни у кого не успел. К нему и без того подошли. Парень и девушка. Одетые разно – в этом городе все одетые разно, не то что в поселке, но все одно сразу видать, что Радетели из совсем молодых. Очень уж прыткие и до всего охочие. Пристали к Тиму с кучей вопросов, он растерялся под их напором, позабыл о спасительных наставлениях Фавна, да и струхнул всерьез. Думал – все, конец. Но это вышло только началом. Он помнил, что пролепетал свое имя едва слышно, и тогда парень укорил девушку: нехорошо вот так набрасываться на каждого интересного человека и приводить его в смущение. Он так и сказал – интересного, хотя чего в нем, в Тиме,
– Вы простите, Тим – в смысле Тимофей, или Тимо‑диан, или… впрочем, меня зовут Виндекс Лютновский, – парень улыбнулся ему будто с виноватым любопытством. – А это Вероника… – далее шло вовсе неописуемое, но очень мелодичное сочетание звуков.
Тим тогда же осознал в полную меру – как раз и настал испытующий его миг. Он начал лихорадочно соображать. Просто Тим им отчего‑то не годился, в памяти, кстати, всплыла и злобная отповедь отца мальчика Нила о животных кличках на счет его собственного имени. Но парень сам предложил ему выбор.
– Тимофей я, – ухватился он за более короткое прозвище, стараясь одновременно запомнить, чтобы не опростоволоситься впредь. Парень, однако, ожидал продолжения, и Тиму не оставалось ничего другого, как сочинить это продолжение в подражание ему тут же, не сходя с места: – Тимофей Нилов. – Брякнул единственное, что пришло в голову, «братец Нилов, мальчика Нила братец», ой, мамочки, ну, как не хватит! Однако хватило. Парень и девушка удовлетворенно и радостно закивали.
– Вы адаптационный историк? Или натуралист‑архаик? – снова пристал загорелый непоседливый парень. И указал на книжку в его руке.
Что же это такое? Что ни слово, так дебри дремучие. Какой еще сторик? И кто такой ар‑кра… или хра‑каик? Храпит он, что ли? Ну же, ну же, думай скорее, они ждут!
– Я по ней учу… нет, учусь, – поправился с ходу Тим, не зная тогда наперед, погубил он себя или спас. – Мне бы еще добыть таких.
– М‑да, сие непросто вам станет, – Виндекс этот взял осторожно у него книжку, аккуратно рассмотрел со всех сторон, будто невидаль. – Подобный формат давно не распространяют во множестве, сомнительно, что он вообще сохранился. Впрочем, если вас устроит копия? – это был вопрос, однако Тим так и понял – не каждое слово в отдельности, но смысл целиком.
– Устроит, да. Очень, – ответил он скороговоркой.
Тогда же они оба вызвались его проводить. До кругообразного, будто парящего над землей дома – казалось, кто‑то опрокинул ненароком полую, отливающую небесным блеском чашу, да так и оставил, позабыв вернуть назад в обыденное ее положение. По дороге, когда Тим больше слушал, а парень и девушка говорили, он смог уразуметь – принимают его за человека, которым он вовсе не является. Думают, нарочно собирает он такие старые книжки и одевается соответственно тоже нарочно. В неописуемый восторг привел их обоих и его «квантокомб», долго пытали его – где взял столь необыкновенную штуковину. Тим им осторожно соврал – мол, один друг подарил. А когда показал «Азбуку», чтобы ложь его получила опору попрочнее, тут уж у них глаза повылазили. Но и спешили они куда‑то по важным делам, Тим наплел – он тоже торопится. Взяли с него честное слово – он придет непременно вечером, в половине восьмого (что же за час такой будет – половина от восьми? Ничего, разберемся!) в это же самое место – «общественная библиотека» называется. Тим на всякий полезный случай остановился при входе, прочитал не без труда и наскоро заучил.
В чаше‑библиотеке книг оказалось видимо‑невидимо. И ни одной похожей на «Азбуку» коробки с картинками. Показал ее подскочившему резво «серву» – ох и зловредное же устройство, ничего общего с «домовым», да и с виду не схож нисколько, железяка упрямая! – тот ворчливо ответил, нету таких и в помине. А в библиотеке Тим оказался не один – пропасть народу, как ему померещилось, – сначала шуршали чем‑то в уютных чуланчиках без дверей, потом то и дело высовывались наружу удивленные головы, прислушивались к его перебранке со служебным уродцем. Тим, не будь простак, навострился уже – велел, чтоб принесли ему, где все о цифрах с самого начала, и притом самую старую. Так, ему показалось, выйдет проще. «Серв» загукал, мигнул плоским окошком и спросил:
– Арифметику желаете?
– Желаю, – важно ответил ему Тим, будто знал, о чем идет речь. Фриметика какая‑то. Но вдруг сгодится.
И немедленно получил. «Арифметика Магницкого. С новейшими дополнениями и комментариями А.Н. Угрюмова. Копия № 1746». Плоский, как блин, во все стороны тянущийся, гнущийся лист, сворачивай хоть в трубочку, хоть ушком, ничуть не походил на привычную
Вышел он из чаши‑библиотеки – солнце на незамутненном небе клонилось к закату. Теперь поплывет на другую сторону круглой земли, а вовсе не в ближайший пруд. Тим крякнул с удовольствием от сознания собственной учености. А у входа в чашу его уже ждали. Давешние парень с девушкой и еще двое, ему неизвестные. Тогда‑то с ним чуть не вышел конфуз из‑за Нинель Аристовой, из‑за нее. Но обошлось. Дальше как раз пошли в этот самый кафе‑де‑кок «Оксюморон», Тим учился на ходу (откуда что взялось?) – старался многозначительно молчать, дабы не выдать себя. Без слов, в ответ на расспросы показал свою добычу: «Арифметику Магницкого» вместе с дополнениями. Новые знакомцы его изумленно цокали языками, вертели плотный лист «ПэКа» – «плюроплоидная копия» ему название – и так и этак, чуть не облизали. Как нашел да откуда узнал? Тим наплел им, что искал долго, целый год от зимы до зимы, хотя весь поиск стоил ему одного толкового вопроса и одной бестолковой перепалки с «сервом», но об этом он счел за лучшее не говорить вслух. На него глядели с уважением. Это да! Никогда до сей поры не взирали на Тима, не обретшего даже второй зрелости, с этакими выражениями лиц!
В «Оксюмороне» все и произошло. Одну неделю ровно назад. Тоже была суббота, хотя он и представления не имел тогда об этом. Опять же гадкий «Проказливый махаон»! На вкус‑то питье – что надо! Тим попробовал – божественно ожгло ему горло чем‑то неповторимо сладким и легким одновременно. Кто‑то, кажется это был Сомов, над ухом спросил его, не крепко ли, потому что много акло‑… алко‑… в общем, той дряни, от которой пьянеют взрослые мужчины. Нет, – со всей мочи замотал он головой, не хотелось ему отказываться от вкуснейшей вкуснятины, притом у себя дома Тим и Аника однажды украдкой пили елочную шипучку. И ничего – посмеялись немного и все. Но «Проказливый махаон» на поверку вышел много коварней шипучки. Перед глазами у Тима внезапно поплыло, и второго предложенного ему «махаона» он подносил к губам куда реже, по чуть‑чуть. Однако и это его не спасло. Что уж он нес там в ответ на вопросы, сыпавшиеся на него со всех сторон, он не запомнил вообще, но видно, страшного не произошло, раз уж его не разоблачили. Он смутно слышал – чудак какой, – и казалось, это про него, впрочем, в туманном вихре, охватившем его голову, соображалось плохо.
Затем откуда‑то из‑под упругой, пахнувшей медом земли подняли Подиум Поэтов – здесь Тим будто бы очнулся немного, стал слушать и смотреть. Любопытно было, что за подиум и кто такие эти поэты. На возвышение вскочил растрепанный, распаренный низенький человек – на одном ухе болтается шапка с пером, короткие штанишки юбочкой – и давай завывать на все лады без всякой музыки. Это Тиму сначала так показалось – что начал он завывать. А когда прислушался, ну до чего же красиво. Совсем не похоже на песни, что поют от радости и в объявленные праздничные дни в его родном поселке. В «Яблочном чиже» поют просто и без затей, далеко до этого парня с пером. Тим порой тоже пел для отца и для Аники, но его песни не нравились – уж очень мудрено. Он и не настаивал. Зато этот, с пером, он бы так наверняка не сказал, он бы понял. У Тима перехватило и без того замерший дух – ух, до чего же славно вышел один припев‑не‑припев, но Тим вдруг пронзительно ощутил, будто голой кожей, что именно хотел сделать низенький человек и как нужно поймать правильный ритм. Когда же поэт закончил читать нараспев плетения из слов, все кругом захлопали в ладоши в виде одобрения.