Волшебники Гора

Норман Джон

— Конечно, — кивнул косианец.

— Есть у меня на примете одно развлечение, которое могло бы вас заинтересовать, — сказала Талена.

— Убара? — действительно заинтересовался капитан.

— Ещё до заката, — напомнила она, — Клавдия Тентиус Хинрабия, из клана Хинрабиев, снова наденет ошейник рабыни.

— Да, — припомнил косианец.

— Разве Вам не было бы любопытно посмотреть как она танцует? — спросила Талена.

— Но она же не танцовщица, — заметил офицер.

— Думаю, что под плетью она сможет не только пройти через рабские позы, но и выступить как подобает, — усмехнулась Убара.

— Конечно, — признал мужчина.

— К тому же, разве вы мужчины не говорите, что любая женщина может танцевать? — засмеялась Талена.

— В

той или иной степени, — отчасти согласился он.

— В таком случае, если степень её выступления окажется неудовлетворительной, её можно будет выпороть, — заметила женщина.

— Конечно, — кивнул он.

— Возможно я сама вынесу суждение по этому вопросу, — предположила Талена.

— Это целиком и полностью ваше право, Убара, — сказал офицер.

— Думаю, будет забавно, — усмехнулась она, — привести Хинрабию в качестве артистки на мой ужин, и посмотреть как она, уже рабыня, будет выступать перед мужчинами, в моём присутствии.

— Действительно забавно, — признал косианец.

— В таком случае, когда Вы вернётесь в свой штаб, пожалуйста, передайте Мирону Полемаркосу мою просьбу также удостоить нас своим присутствием, — попросила Убара.

— Ваше желание, — поклонился капитан, — для меня равносильно приказу.

— Хочу, чтобы она выступила и перед ним тоже, — сказала женщина.

— Ваша месть Хинрабии действительно будет жестокой, Убара, — заметил офицер, заставив Талену довольно засмеяться. — Её выступление, насколько я понимаю, будет оставлено на окончание вечера, не так ли?

— Да, — кивнула Убара. — Это будет дополнение к десерту.

— Звучит многообещающе, — заметил косианец.

— А главное полностью соответствующе, — усмехнулась Талена. — Только приезжайте пораньше, а то пропустите игру на цехаре, и выступление Мило.

— То есть, цехариста и актера Вы оставляете? — уточнил он.

— Да, — ответила Убара. — Я обещала им.

— Хорошо, я приеду пораньше, — пообещал офицер, — и я не сомневаюсь, что буду сопровождать Мирона Полемаркосом.

— Я буду с нетерпеньем ждать встречи с вами обоими, — заверила она его.

— Да, кстати, а кто будет подавать ужин? — поинтересовался он.

— Рабыни, конечно, — пожала плечами Талена.

— Отлично, — довольно кивнул мужчина.

— Прилично одетые, — поспешила добавить она. — В длинных белых платьях.

— Понятно, — уже без особого энтузиазма буркнул офицер.

— Но руки их будут обнажены, — пообещала Талена.

— О, уже лучше, — кисло улыбнулся косианец.

— Не огорчайтесь, Капитан, — весело засмеялась женщина. — Благопристойность их одеяний будет приятно контрастировать с тем, что останется на Хинрабии.

— Надеюсь, на ней останется не больше ошейника и клейма? — осведомился мужчина.

— Можете не сомневаться, — заверила она его.

— Превосходно, — кивнул Капитан.

— Пусть она почувствует контраст между собой и более высокими рабынями, — фыркнула Талена.

— Отличная идея, — согласился косианец.

— И конечно, после того, как я покину вас по окончании вечера, Вы сможете, делать всё что пожелаете как с обслуживающими рабынями, так и с Хинрабией.

— Разрешите заранее поблагодарить вас, Убара, — поклонился офицер, — от меня лично, от Полемаркоса, и, конечно, от лица наших людей, телохранителей и сопровождающих офицеров.

— Это — пустяк, — отмахнулась Талена.

Капитан ещё раз поклонился, развернулся и покинул платформу. Через несколько инов на возвышение, а затем и на платформе никого не осталось. Толпа на площади давно уже рассосалась. Длинному каравану прикованных к цепи женщин разрешили опуститься на колени после того, как к нему были сделаны последние дополнения. Стражник из вспомогательных прошёлся вдоль колонн, удостоверившись, что все женщины стояли на коленях широко их расставив в стороны. Запястья, удерживаемые близко одно к другому, все пленницы держали перед своими телами, таким образом тяжёлая цепь подходила к животу каждой, затем переваливалась через бедро правой ноги, и шла к женщине,

стоявшей на коленях позади. Уходя с площади они должны будут пройти через пункт проверки, где служащий косианского работорговца, рулеткой, измерит их шеи на предмет размера ошейника. Этот размер затем его товарищ напишет жировым карандашом на левой груди каждой из женщин для удобства кузнеца. Левая грудь, кстати, это обычное место для временной записи подобной информации, по-видимому, потому что большинство мужчин является правшами. На улице Клейм их уже ждут более чем сто горнов, из каждого из которого торчат несколько тавродержателей. Насколько я знаю, всех их собирались пометить курсивным «Кефом», как самых обычных рабынь. Так уж получилось, что это наиболее распространенное клеймо для рабынь на Горе. Конечно, Клаудия Тентиус Хинрабия была заклеймена уже давно, так что ей предстоит только снова надеть ошейник. Её клеймо, если это кому-то интересно, было всё тем же курсивным «Кефом». Цернусу показалось забавным то, что Хинрабии было выжжено именно такое самое обычное клеймо. Впрочем, я не думал, что она возражала против этого. В конце концов, это ведь не только хорошо всем известное клеймо, но и, что ещё более важно, особенно красивое.

Внезапно, тишину над площадью разорвал подобный выстрелу хлопок плети, заставивший вздрогнуть даже меня. А ведь до надсмотрщика было около пятидесяти ярдов. Некоторые из женщин на цепи испуганно вскрикнули, а кое-кто даже заплакали. Притом, что тугая кожа не коснулась ни одной из них, но этот внушающий ужас звук несомненно сообщил им о том, что может случиться с ними позже, недвусмысленно намекая на суровость дисциплины и сопутствующих наказаний, объектами которых им очень скоро предстоит стать. Затем женщины, одна за другой, звеня цепями, начали подниматься на ноги. Было весьма интересно наблюдать за различной скоростью их реакции на этот сигнал. Судя по самыми близким ко мне, те из них, кто показались мне самыми женственными, те и оказались самыми быстрыми с ответом. Это выглядело так, словно некий, до настоящего времени неиспользуемый отдел их мозга, или некие до сего момента скрытые или подозреваемые, но явно не признанные части их мозга, подготовились, поняли и приняли определенные отношения, те отношения, которые могли бы иллюстрироваться или символизироваться такими вещами, как цепи на их запястьях или звук плети. В отличие от них, часть женщин, которые изначально показались мне проще или точнее сказать пассивнее в плане их тела, или, возможно, просто в данное время, находившиеся в меньшем контакте с собой, реагировали значительно медленнее. Рабство, конечно, является самым верным путем, посредством которого женщина может открыть свою женственность. Это своеобразный парадокс ошейника — свобода, которую женщина наконец испытывает в нахождении самой себя и становлении самой собой. Она видит, что она действительно женщина, не мужчина и не что-то ещё, и она никогда не будет полностью удовлетворена, пока она не найдёт свою внутреннюю правду, пока она не станет, если можно так выразиться, той кто она есть.

— Что будет с нами? — спросила меня блондинка, которая была последней кого я добавил к цепи.

Я поднял руку как для удара, и она испуганно отпрянула и съёжилась.

— Ты можешь попросить прощения, — намекнул я, встретившись взглядом с её распахнутыми, заплаканными глазами.

Я не стал бить её, по крайней, пока. В конце концов, она ещё оставалась свободной женщиной. В этот момент надсмотрщик, где-то впереди, снова взмахнул плетью. Похоже, этот звук вывел блондинку из ступора.

— Я прошу прощения! — вскрикнула она.

— Ты просишь прощения у кого? — уточнил я.

— Я прошу прощения, Господин! — исправилась женщина, и я опустил руку.

Я решил, что для неё было бы полезно привыкать к таким выражениям. Она по-прежнему стояла подняв руки, которыми она, как могла в наручниках, надеялась защититься от удар, который я был готов нанести, но не нанёс.

— Опусти руки, — приказал я.

— Да, Господин, — уже легче выговорила женщина.

— Выпрямись. Плечи назад.