Воробышек
Шрифт:
Однако, ни единого слова разобрать не удалось. Они даже губами практически не шевелили. Их диалог длился меньше двадцати секунд, и завершился тем, что старый генерал аккуратно сжал девичье предплечье, словно в знак поддержки.
Неужели и генерала окрутила эта вертихвостка?!
Снова начинаю злиться, убеждая себя в том, что это не ревность, а лишь обида за отца. Глупо, знаю. Отец с генералом дружат уже лет пять… Не думаю, что такие отношения стоит разрушать из-за смазливой молоденькой приживалки.
И, тем не менее, мотаю на ус,
– Так, я поехал, - слышу окончание фразы Макса.
– Куда?
– В смысле? Говорю же тебе, Сонька ждет. Ты, кстати, на точку пойдешь? Комарова же ждать будет.
– Не знаю… Может, позже.
– Ясно. Ладно тогда, я полетел. Пап, пока!
– Сонечке привет передавай, Максим, - отозвался генерал.
Отец вернулся, и в воздухе повисла неловкая тишина. Настроение у всех заметно упало. Ева вновь пялилась в костер. Коротков хлебал остывший чай, а подполковник Гусь следил за невестой.
– Егор, - неожиданно позвал меня он, - А что, Сазонов рассказывал вам о курсе выживания SERE? Кажется, это его любимая история о ЦРУшниках.
– Раз сто… Майор впечатлен на десять жизней вперед их работой в Гуантанамо, - ответил я без задней мысли. Если бы знал тогда, к чему приведет этот разговор, ушел бы еще до его начала.
– Что ж конкретно его так впечатлило?
– сонно поинтересовался Коротков.
– Полагаю, запрещенная ныне имитация удушения при процедуре дознания, - продолжаю отвечать на вопросы, как кретин. Совершенно не ощущая витающей в воздухе опасности.
– Расскажешь? – щурится отец.
И я – дебил – рассказываю.
– Сазонов оказался в восторге от того, как минимальными усилиями, без причинения физического вреда, можно выбить из человека сведения, используя подручные средства и воду.
Отец заинтересованно кивнул, ожидая продолжения, у Короткова сон, как рукой сняло, а Женева в ужасе распахнула свои серые блюдца.
И я, сука, продолжил.
Хотел заполнить эти блюдца страхом.
Придурок.
– Человека кладут на горизонтальную поверхность лицом вверх, связывают руки и ноги, лишая способности двигаться, завязывают глаза. И потом всего лишь брызгают водой на лицо. Вроде что тут такого? Немыслимо, конечно, но при этом человеку кажется, что он тонет. Этот метод был разработан в пятидесятые, а по некоторым данным использовался еще раньше в борьбе с нацистами. Но в 2009 году официально он был запрещен.
– Знаешь, Иван Гордеевич, а ведь Егор считает, что Женева – крот.
Слова отца, словно гром и молния, ошарашили всех присутствующих. Звякнула, упавшая на бетонную плитку, чайная ложка, что-то громко булькнуло в озере, закашлялся генерал.
– Так, может, стоит ее допросить? Так сказать, с минимальными усилиями, без причинения физического вреда.
– Пап, ты что?
Как по щучьему велению, моему долбанному хотению – глаза Евы до краев наполнились желанным мне ужасом, даже через полилось! Слезами, блядь.
Генерал
– Давай, Егор. Ты же сдал Сазонову «Развед. деятельность в боевых условиях», так чем не повод продемонстрировать навыки.
– Я не стану этого делать. Она же просто девчонка.
– Еще пару часов назад ты утверждал, что Ева работает на федералов.
Сказать, что я испугался – не сказать ничего! По глазам видел – отец не шутит. Он встал, подошел к бледной, словно сама смерть, Женеве и протянул руку. Озираясь по сторонам, Ева несмело вложила в нее бледную дрожащую ладошку.
Клянусь, я ощутил ее страх каждой клеточкой своего тела.
ТВОЮ МАТЬ!
Я не хотел!
С замиранием сердца наблюдал, как отец помог Еве подняться и проводил ее до шезлонга, перевел в горизонтальное положение спинку и безапелляционным тоном заявил:
– Ложись, Женева.
– Отец, остановись! Что ты задумал?! – я подбежал и встал между ним и Евой, загораживая девушку спиной.
– Егор, если не собираешься помочь, то тебе лучше отойти.
– Я никуда не уйду. Ты не будешь с ней этого делать.
– Я прислушался к твоим словам, Егор, и теперь хочу развеять все сомнения.
– Давай просто поговорим. Я уверен, в таких мерах нет никакой необходимости.
– Очевидно, Егор, что ты еще очень молод и совершенно не знаком с коварством женщин и их тягой к предательству.
– Пап, ты чего. Ну какая она шпионка! Ты сам говорил, слишком глупая.
– А вот это мы и выясним. Отойди, Егор.
– Нет!
– Ничего с ней не случится, метод без физического насилия, ты сам говорил.
– Это не метод, это психологическая пытка!
– Согласен, трудно лгать, когда ты тонешь.
– Перестань! Ева, вставай! Иван Гордеевич, ну хоть вы-то скажите!
– На федералов Ева не работает, - отозвался генерал, - Это точно. Я лично ее проверял. Но знаешь, Вениамин, ведь есть кое-кто пострашнее. Мы Женеву сняли с этапа, ее ищут хозяева, и они недовольны пропажей девчонки и потерей прибыли. Но вот не является ли она подсадной уткой с их стороны, проверить можно только путем дознания.
Отец и генерал многозначительно переглядываются. Для них весь этот дурацкий набор слов явно имеет смысл, в отличие от меня.
– Какой еще этап? Ева что – осужденная? Какие еще хозяева? Какая прибыль? Вы о чем вообще?
Однако, отвечать мне явно никто не собирался. Я чувствовал себя маленьким ребенком, подслушавшим разговор взрослых. По отдельности – знакомые слова, а в совокупности никакого смысла. Как квантовая физика. И знаете, это ощущение мне совершенно не понравилось!
– Вставай, Женева! – скомандовал отец, и у меня буквально отлегло от сердца, но ровно на секунду, пока я не услышал следующие его слова, - Мы уезжаем.