Воробышек
Шрифт:
– Пусти, Егор! Ты делаешь только хуже. Мне пора идти, пусти… пусти, пожалуйста…- твердила я, повторяясь, словно заезженная пластинка, но продолжала сидеть на его коленях, наслаждаясь тонким ароматом, исходящим от мягких, слегка влажных волос.
Большие пальцы бережно утирали мои слезы, оставляя после себя едва уловимый шлейф табака. Опять курил.
Синие глаза Егора в темноте ночи напоминали две луны в затмении – черные дыры, обрамленные светлой каемкой радужки. Они смотрели с неподдельной тревогой и раскаянием в самое мое сердце,
Милый мальчик, не знавший ни боли, ни отчаяния, ни одиночества. Такой красивый. Такой вкусный. И такой лишний в этой истории. Его хотелось пить, как чистейшую родниковую воду, бьющую из самых недр земли, наполняться им до краев, растворять в его здоровье и бушующей молодости свои горькие воспоминания и верить, что даже я рождена на этот свет не только для боли.
Мягкие губы Егора вдруг стали осыпать мое зареванное лицо нежными поцелуями, шепча бессвязное «прости». И эта бережная ласка могла сломать меня с куда большей вероятностью, нежели пытка удушением, потому что к боли и страданиям я давно привыкла, а любовь за все двадцать лет так и осталась неопознанным чудом, любое проявление которого обезоруживало, выбивало из колеи, заставляя сомневаться в любой мелочи.
Разве достоин настоящей любви человек, которого даже собственная мать оценила в стоимость дозы второсортного героина?
– Егор!
– собрав все силы, оттолкнула парня и выпуталась из плена его теплых рук. – Пусти, сказала!
Смотрит на меня озерами своими. Такой виноватый. Такой растерянный. Такой наивный, что я даже завидую. И недоумеваю. Как же тебе вообще удалось вырасти таким нормальным с рядом с Вениамином? И сколько еще пройдет времени, прежде чем ты сам начнешь превращаться в монстра?
Однако, каким бы ни казался Егор раскаивающимся, не стоит ему доверять. Пожалуй, во всей этой истории он самый ненадежный элемент! Никогда не знаешь, что выкинет в следующую секунду. Лучше держаться от парнишки подальше.
Гусь просто перережет мне горло и утопит труп в озере, если заподозрит в очередной связи с сыном.
– Пожалел он меня! Себя пожалей! – вытираю ладонями лицо, - Целует, обнимает, а через пять минут побежит к папочке сдаваться. Только Егорку по головке погладят и отпустят, а Еве придется доказывать, что она не верблюд.
– Ева…
– Ты, кстати, можешь не переживать, не крот я, папа убедился. Надеюсь, мы все выяснили? Никаких больше претензий ко мне ты не имеешь? Хотелось бы знать заранее, к чему готовиться.
– Я хочу знать, что, блядь, здесь происходит! – выпалил он, а затем, уже чуть мягче добавляет, - Расскажи.
Теплые пальцы аккуратно переплетаются с моими, посылая электрические разряды в сердце, что и так бьется через раз рядом с этим голубоглазым гусенком.
Ох, котенок, если бы я только могла тебе довериться… Но это неоправданный риск. Я уже усвоила, что рядом с папочкой явно проигрываю,
– Папа пусть тебе расскажет. Или покажет.
Я практически успокоилась и уже вполне спокойно отвечала Егору, не хватая ртом воздух и не всхлипывая.
– Ева… Если тебе нужна помощь, просто скажи.
– И что? Поможешь мне? А если это навредит папе?
Молчит мальчонка, зубами скрипит, озерами своими сверкает, злится. Смотрю на скулы его острые, не вовремя и не к месту отмечая, какая ровная и гладкая у него кожа, вспоминая, как приятно ее целовать и трогать кончиками пальцев.
– Я уверен, мы найдем решение, которое….
– Нет, Егор, - перебиваю его, потому что знаю, что он хочет сказать. – Так не выйдет. Ты не можешь болтаться где-то посередине. Придется принять только одну из сторон, иначе так и будешь тыкаться холодным носом, словно слепой котенок и теряться в собственных догадках. А мне, знаешь ли, не очень хочется, чтобы в следующий раз, проверяя одну из твоих безумных теорий, Вениамин вставил мне карандаш в ухо.
– Почему ты просто не уйдешь?
– злится он, а я усмехаюсь, уже даже не удивляясь этой милой глупости.
– Оглянись, котенок, как же я уйду?
– Я открою тебе калитку.
– Ты действительно считаешь, что все, что меня удерживает это калитка?
– Я помогу тебе, - ну прям рыцарь в сияющих доспехах. Только не мой. Папин!
– Никогда не давай пустых обещаний, Егор.
Он хотел что-то возразить, но внезапно хлопнула дверь, и послышался голос Вениамина, отзывающийся в моем теле нервной судорогой.
– Женева! … Женева, где ты?
– Пожалуйста, Егор, пусть он тебя не увидит, - шепнула я парню и, выйдя из тени гаража, пошла навстречу «жениху».
Господи боже, как меня вообще угораздило вляпаться в такое дерьмо!
– Здесь я, - быстрым шагом спешила навстречу мужчине, в надежде побыстрее увести его с улицы.
– Что ты там делала?
Не дожидаясь моего ответа, Вениамин устремился за гараж. Едва за ним поспевая, я развернулась обратно, следуя за Гусем. Однако, вопреки моим опасениям, Егора и след простыл.
Медленно выдохнув с облегчением, я спокойно выдержала прищуренный взгляд Вениамина.
– Я жду ответ.
– Плакала.
– Какое бесполезное занятие. Знал бы, пришел раньше. Пойдем, все готово.
Я молча плелась за Вениамином с энтузиазмом осужденного, ведомого на плаху. Смерть мне, конечно, не грозит, но и приятного ничего не ждет. Медитативно дышу, стараясь не представлять уродливые картинки безумия этого приличного с виду мужчины.
Никогда в своей жизни не забуду первую ночь с Вениамином. Это было жутко, больно, страшно и очень-очень мерзко.
Уверена, у его пристрастий есть свой термин в психиатрии. Я бы спросила у гугла, если бы могла воспользоваться интернетом в этом гребанном бункере, что все мило зовут домом.