Воронья Кость
Шрифт:
Послышалось ворчание, и шелест, будто все разом вдохнули, потому что прозвучало оскорбление, которое невозможно пропустить мимо ушей. В наступившей за этим тишине, размеренное морское дыхание казалось оглушающим ревом, чайка завопила, будто брошенный младенец, и юнец-предводитель задрал голову взглянул на неё.
— Я принимаю вызов, — ответил Балль, — а после того как одержу победу, тебе, венд, не поздоровится.
Затем он скривился в ехидной улыбке, глядя на Гриму.
— Ты вообще, можешь подняться, чтобы я подошел и убил тебя? — спросил он, понимая, что сражаться ему придется явно не с Гримой.
Грима чуть пошевелился в кресле.
— Нет, — прозвучал тихий шёпот, но ветер разнес его слова гораздо дальше, так что услышали все. — Однако, тебе не удастся убить меня, Балль. Я переживу тебя.
Воины осенили себя защитными знаками, и даже Балль едва сдержался, чтобы не перекреститься, либо прикоснуться к молоту Тора, что оказалось бы такой же слабостью, как рухнуть на колени и вымаливать прощение.
— Я займу его место, — сказал юнец с парой копий в руках.
Когда юноша произнёс это, Мар посмотрел на Балля, и увидел, как у того внезапно изменилось выражение лица.
Мар сообразил, Балль думал, что сражаться будет тот великан, и обрадовался, что одолеет юнца. Несправедливо, что юноша будет сражаться с таким здоровяком Баллем, ведь даже его имя предостерегало, и означало "опасно дерзкий"; он был самым лучшим бойцом среди Красных Братьев. Даже лучше, чем тот великан с бородатым топором. Мар внимательно изучал юношу, но не увидел в нём ничего, что говорило бы о его величии, или о том, что он принц. Он видел перед собой высокого светловолосого юношу с копьем в каждой руке, и больше ничего. Понятно, что Балль думал точно также.
— Если ты веришь в бога, — прорычал он низко и отрывисто, — самое время попросить его о помощи.
— Бог со мной, — заявил юноша, — и я посвящаю ему тебя. — Я требую, чтобы Красные Братья подчинились Гриме, а ты будешь жертвой. Так ты готов сражаться, или просто отойдешь в сторону?
Кауп заметил тревогу, на короткий миг промелькнувшую на лице Балля, будто искра от кресала. Но этого оказалось достаточно. Балль проиграет, и юнец уже знал это. Но лицо молодого принца оставалось столь же невинным, как покрытое платком лицо христианской монахини.
Балль плюнул в ладони, перехватил топор с длинной рукоятью и поиграл плечами, тем самым продемонстрировав ответ. Юнец улыбнулся, в его голосе разлился восторг.
— Внемли мне, Один, — принеси мне победу, и возьми этого Балля в жертву. Я, принц Олаф, по прозвищу Воронья Кость, из Обетного Братства Орма Убийцы Медведя, говорю это.
Раздался шум, скорее шорох, будто ветер пронесся сквозь невидимые ветви деревьев, то зашевелились и зашептались воины. Знаменитое Обетное Братство вдруг оказалось здесь, средь бела дня и спокойного моря, ошарашив всех, словно удар молота Тора. Мар взглянул на Каупа и облизал высохшие губы, потому что ухмылки облаченных в кольчуги воинов в шлемах, из верхушек которых струился длинный конский волос, показались еще более зловещими, чем раньше.
Балль тоже ощутил, как холодок страха лизнул его, но сразу же устыдился этого, гнев запылал в нём, словно пламя в кузнечном горне. Он поднял топор на длинной рукояти и прикинул расстояние между собой и юнцом, а затем жестом потребовал, чтобы Мар передал ему свой щит.
Мар застыл на мгновение, а затем всё же отдал щит с таким видом, который вызвал у Балля ярость. Он запомнил этот презрительный взгляд, и когда всё закончится, пусть Мар пеняет на себя. Но без головы уже будет поздно, подумал Балль.
Кауп внимательно наблюдал. Он собирал и хранил в голове все обычаи северян, и знал, что предстоящий поединок — не "хольмганг", или бой по правилам, в ограниченной области, это будет "эйнвиги", — беспощадный бой безо всяких правил. Тут боги бессильны, хотя считалось, что Улль, пасынок Тора, бог удачи, наблюдает за ним, — но всё будет зависеть от мастерства и боевой удачи поединщиков. Кауп знал, что в давние времена, когда его народ был еще молод, они поклонялись ложным богам, — Бесу и Апедемаку, богам войны, которые и руководили такими делами.
Кто бы из Асов сейчас ни наблюдал за ними, Кауп понимал, что Балль, с большим топором на плече и щитом, прикрывающим большую часть тела, выглядит более внушительно, чем юнец с двумя метательными копьями. Противники стояли лицом к лицу на безымянном берегу, где кричали и суетились морские птицы, выискивая что-то в черной грязи, посеребренной тусклым светом уже уходящего дня.
— А ты здоровяк, — Кауп услышал, как принц Олаф невозмутимо обратился к Баллю, — полагаю, Грима ценил тебя, пока Локи не подговорил тебя на предательство. Я хоть и вполовину меньше, но для Гримы я вдвое полезнее и втрое искуснее тебя в бою.
Балль чуть моргнул, услышав оскорбление, сплюнул, и одной рукой стащил с плеча топор. Все видели в Балле опытного воина, ему не терпелось броситься на юнца, вооруженного всего лишь двумя метательными копьями и саксом, болтающимся на бедре.
Юнец метнет одно копьё, Балль примет его на щит, затем отбросит его, и перехватив топор обеими руками, приблизится к противнику, пока тот перебрасывает второе копьё в метательную руку. Все, за исключением юнца, видели и понимали, что должно произойти.
Балль двинулся вперед; копьё, выгнувшись, с силой вонзилось в щит — сильнее, чем Балль предполагал, он даже пошатнулся от удара, и заметил, что наконечник копья пробил щит насквозь. Мощный бросок, но безвредный, пострадал лишь щит.
С громким победным ревом он отшвырнул щит с торчащим копьём и бросился вперед. Теперь, конечно же, он доберётся до юнца.
Что-то прошуршало, словно птица взмахнула крылом, и Балль почувствовал, как что-то острое вспороло ему живот, он споткнулся, упал и покатился, роняя проклятия, кое-как поднялся и ужаснулся от того, что ноги не слушаются. Тогда он описал топором полукруг и чуть не свалился снова, опустил взгляд и увидел, что лодыжки опутала синяя блестящая веревка. Поднимая взгляд, он добрался до окровавленной рубахи на животе, а тем временем на него пала тень, и Балль поднял глаза.