Воровка
Шрифт:
— Это не мне решать, ребятки, — сказал он наконец. — Но к кораблю я вас, так и быть, проведу. Пусть босс решает, что с вами делать. Подождем только, пока импы свалят. Они почти всю нашу группу положили, так что вряд ли станут долго здесь ошиваться.
— Логично, — кивнул Ремис. — Я пока на разведку схожу. Рисс, ты со мной?
Рисса уже хотела обругать Ремиса — придумал тоже, бросать девчонок наедине с этим типом! — но поймала его взгляд и передумала. Похоже, у приятеля имелись какие-то соображения, которыми он не хотел делиться при их новом знакомом.
— Ага. Девчонки, пошли прогуляемся до соседнего зала. Оттуда обзор лучше. — Она обернулась к гробокопателю: — Дядь, без
— Деточка, да какие фокусы? — Гробокопатель широко улыбнулся. — Вы же к нам бесплатной рабочей силой пойти хотите, а не я к вам. Гуляйте сколько влезет.
Как только они отошли достаточно далеко, Ремис схватил Риссу за плечи и крепко встряхнул:
— Ты вконец мозг растеряла, да?! — зашипел он на нее, брызжа слюной. — Хочешь, чтобы из вас с Иллин корабельных шлюх сделали, а потом нас всех первому попавшемуся работорговцу загнали? Дура совсем?!
Риссу захлестнула злость. Вывернувшись из захвата, она оттолкнула Ремиса и, прежде чем он очухался, впечатала кулак ему в живот. Ремис, сипло выругавшись, согнулся пополам: удар у Риссы был поставлен получше, чем у иных мальчишек.
— Еще раз руки распустишь — я тебе нос подправлю, понял? А теперь слушай сюда. Этот мужик — наш единственный шанс убраться с Коррибана. Или ты хочешь здесь сдохнуть? Валяй! Аргейл будет очень рад тебя видеть, я уверена.
Все еще задыхаясь от злости, Рисса отвернулась. Будто она сама не понимает, что план хреновый! Но другого нет и не предвидится. Нет чтобы поддержать, посоветовать чего дельного…
Ремис положил руку ей на плечо. Рисса сердито дернулась, но Ремис только крепче сжал пальцы.
— Извини. Нет, правда, извини. Я зря на тебя наорал. Но, Рисс, план херовый. Мне это все не нравится.
— А у тебя есть варианты получше, Ремис? — тихо спросила Иллин. — Мы не можем оставаться в Академии. В первый же день по приказу Аргейла Милли чуть не забили до смерти. На второй нас отправили сюда. Дальше что? Думаешь, он угомонится?
— Не думаю. Просто считаю, что мы делаем глупость, доверяясь этому типу. Вы его рожу видели?
— Иногда планировать некогда: надо просто хватать возможность за хвост и смотреть, куда выведет. Мы ведь не знаем, будет ли следующая.
Иллин ободряюще улыбнулась, но Ремис на ее улыбку не ответил. Он стоял, покачиваясь с пятки на носок, и смотрел себе под ноги.
— Значит, решено? Вы идете с ним?
— А чего это "вы"? — Рисса удивленно подняла брови. — Ты чего удумал, а?
Лицо у Ремиса стало совсем непривычным — серьезным не в меру и страдальчески-напряженным, будто он собирался сделать что-то очень неприятное. Отрубить себе больную руку, например.
— Девчонки… Рисс… Не пойду я с вами. И вам не советую.
Рисса остолбенела.
— В смысле? — только и смогла выдавить она. Воздух в груди сперло. Он сделался тяжелым и горячим, подступил к горлу и, наконец, вскипев окончательно, прорвался практически криком: — Ты зассал, что ли?! Решил нас бросить?! Сам только что втирал нам, что с нами могут кучу всякой мерзости сделать, а теперь — в кусты?!
— Да не в этом дело! — Ремис чуть повысил голос. — Рисса, во-первых, вы делаете глупость, и ничем хорошим это не закончится. А во-вторых… Ну, допустим, гробокопатели окажутся нормальными мужиками, и с вами обойдутся честно. А дальше что? Ты забыла, кем мы были на Таларме? Уличным ворьем, Рисса! Не знаю, как ты, а я в заброшках спал. Не жрал целыми днями, в обносках ходил. У меня половина банды с десяти лет на наркоте сидела, а к двенадцати пацаны уже от передоза дохли! Нахуй такая жизнь, Рисс. Если сбежим, все снова будет так. Если не хуже.
Ремис стиснул
— У нас все может быть по-другому. Если не дадим Аргейлу нас сломать, мы наконец станем кем-то, понимаешь? Нам дали шанс, а ты собираешься его взять и выкинуть? Дура ты, Рисска. Да и вы, девчонки, ничем не лучше. Иллин, ты о Милли подумала? Ты о ней как заботиться собираешься? Да ты на улице никогда не жила, ты понятия не имеешь, что это такое!
— Зато я знаю, что такое Империя, — Иллин говорила, как всегда, спокойно и тихо, но в ее голосе прорезалась едва заметная дрожь. — Ремис, послушай меня. Я тоже раньше думала, что надо просто быть хорошей, и все будет в порядке. Моих родителей сделали рабами, потому что они пытались защитить нашу родину от Империи, меня в восемь лет продали, как скотину, но я все равно в это поверила. Смотрела на нашу добрую хозяйку и думала, что не все имперцы плохие. А потом, когда ее сын чуть меня не изнасиловал, она избила меня за то, что я попыталась защититься! Я плакала, кидалась ей в ноги, умоляла меня выслушать, а она — та женщина, которая заплетала мне красивые прически, угощала сладостями, разговаривала ласково, как с дочкой, — сняла тяжеленный ремень с золотом и камнями и била меня им, пока я не отключилась. А ведь она говорила, что любит меня. Говорила, что никогда не накажет, если я буду хорошей…
По раскрасневшимся щекам Иллин потекли слезы. Ее голос сорвался, и она, прижав ладони к лицу, умолкла — только тихонько всхлипывала и прерывисто дышала. Милли молча обняла ее — тем же покровительственным, почти материнским жестом, каким Иллин обычно обнимала ее.
— Они зло, Ремис, — сипло сказала Иллин, немного успокоившись. — Вся имперская цивилизация, и ситхи — в особенности. Они живут за счет того, что заставляют других страдать. Империя такая сильная потому, что уничтожает и порабощает чужие народы. И ты хочешь стать таким же? Подняться, чтобы не ты был рабом, а у тебя были рабы? Ты либо дурак, либо сволочь. Надеюсь, что дурак.
Ремис посмотрел на нее с жалостью. Какой-то снисходительной, почти гадливой жалостью, которая хуже издевки.
— Я не дурак и не сволочь, Иллин. Просто знаю, что на неимперских планетах ничем не лучше. Либо ты, либо тебя. Слабый либо стелется под сильного, либо его растопчут. Где разница-то? Ты ничего, кроме хозяйского дома не видела, вот и думаешь, будто там, где нет Империи, хорошо. Да нифига! Только в Империи люди гордятся тем, что они имперцы. Республика их почти уничтожила, миллиарды людей — ни в чем не повинных в том числе! — в пыль вбомбила, а Империя все равно выжила и стала еще сильнее, чем была. Это круто, Иллин. Имперцы за свой народ и цивилизацию насмерть стоят, а у нас что? Таларму Империи продали! Взяли и продали, со всеми людьми вместе! А до этого хаттские наемники хватали людей прямо на улицах и в рабство продавали, а власти не делали ни-че-го! Это что, не зло? Может, Империя потому к чужакам так и относится, что они лучшего не заслужили?
Рисса слушала этот бред, глупо приоткрыв рот. На Ремиса было противно смотреть: он сейчас походил на сектанта, каких одно время развелось в Старом городе, как крыс. Ей хотелось вмазать ему, чтобы мозги встали на место, но Иллин успела раньше. Хрупкая, нежная и тихая Иллин стремительно шагнула к нему и с размаху ударила по щеке. Да хорошо так ударила — когда ошарашенный Ремис отнял руку от лица, на нем отчетливо виднелся след от изящной девчачьей ладошки.
— Пойдемте отсюда. — Иллин требовательно взяла Милли за руку и строго посмотрела на Риссу. — А этот… Он может оставаться и сдохнуть в своей любимой Империи. Зато сдохнет недоситхом, а не кем-то там.