Восемь знамен
Шрифт:
— Ввоз опиума — это дело, которое одобрено британским парламентом, — заявил Барнс.
— А что, британский парламент является высшим судией, решающим, что правильно и что неправильно на всем земном шаре? В этом случае он чудовищно не прав, а вот китайцы поступают правильно, препятствуя пагубной торговле. Я достаточно осведомлен и понимаю, что Королевский военный флот может легко расправиться с нами, но всей душой надеюсь ошибиться.
— И вы хотите жениться на моей дочери!
— Разве не можем мы расходиться в политике и все-таки оставаться друзьями?
Барнс
— Сомневаюсь, что это возможно, Баррингтон. А теперь, наверное, вам пора вернуться к вашим темным делам.
Мартин отослал Барнса в его комнату. Он был рассержен, так как надеялся, что Барнс хотя бы поймет его положение. Придется все решать им двоим — ему самому и Кэтрин.
В любом случае он должен вернуться в устье реки и начать собирать корабли, обучать их команды. В Кантоне насчитывалось всего несколько пригодных к бою джонок; в его распоряжении находились также два корабля, захваченных у англичан, но совершенно не было времени подготовить китайских матросов для управления такими судами, поэтому пришлось ограничиться снятием с них пушек, пороха и ядер.
К этому времени цели его пребывания в Кантоне и его полномочия стали известны всем, никто не смел противиться приказу о переходе в подчинение Мартину, но покорялись ему с неохотой. Он не испытывал никакой уверенности в том, что они будут сражаться по-настоящему, когда настанет час. Но эти джонки составляли пока весь его флот, и Мартин велел им следовать за «Королевой Янцзы», когда на следующее утро отплыл из Кантона.
Накануне вечером он ужинал с Адрианом в кормовой каюте, и Канцзюй объявил, что кое-кто хочет видеть Мартина.
— Тот самый парень, — с пренебрежением заметил старпом, — который потащил вас в опиумный притон и из-за которого начались все неприятности.
— Хун Сюцюань! — Мартин поспешил к двери. — Входите же, Хун.
Молодой человек явно сдал со времени их последней встречи: одежда поизносилась, растрепанная шевелюра поредела, взгляд стал одичалым. Уж не поддался ли сам Хун опиумному соблазну?
— Я слышал, у вас неприятности? — спросил Мартин.
— У меня все хорошо. — Хун посмотрел на Адриана.
— Мой брат, вице-адмирал, — представил Мартин.
— Вы служите маньчжурам, — резким тоном сказал Хун.
— Мы всегда служили маньчжурам.
— Я хотел бы поговорить с вами наедине, Баррингтон.
— Этот паршивец снова мутит воду, — возмутился Канцзюй.
— Оставьте нас, — велел Мартин, — и ты тоже, Адриан, будь так добр.
Адриан хотел возразить, но передумал и вышел, закрыв за собой дверь.
— Немного вина? — предложил Мартин.
— Крепкие напитки — это утеха дьявола, — процедил Хун. После болезни он стал еще ершистей.
Мартин налил себе рисового вина.
— О чем вы хотели со мной поговорить? — Он сел, и Хун тут же последовал его примеру.
— Я слышал, что назревает война между маньчжурами и англичанами и вы встали на сторону маньчжуров?
— Им принадлежит власть в Китае, Хун. А вы пытаетесь склонить к измене императорского адмирала. Я не арестовываю вас только из-за ваших идеалов — идеалов, которые побудили маньчжуров уничтожить опиум и которые осуждены вашим же собственным народом.
— Моим народом, — усмехнулся Хун. — Я принадлежу к хакка, а не к ханьцам. Люди хань презирают хакка. Но я спасу их от них самих, потому что они все-таки получше маньчжуров. Послушайте меня, Баррингтон: вам выпал шанс достичь подлинного величия. Достичь бессмертия.
— Что вы от меня хотите?
— Вы должны использовать полученную власть для свержения маньчжуров. Вы должны захватить контроль над Кантоном, надо всей провинцией Гуандун. Отсюда вы и я начнем революцию, которая уничтожит Цинов. — Он замолчал и продолжал сверлить Мартина сверкающими глазами, хватая воздух широко открытым ртом.
У Мартина тоже перехватило дыхание. Он не сомневался в истинности пылких чувств Хуна. Как и в том, что его собеседник находится на грани безумия. И Мартину не хотелось стать тем человеком, который толкнет Хуна за эту грань. Ему приходилось считаться с реальными обстоятельствами, с тем, что его отец и Джейн с детьми еще были в Нанкине, с тем, что процветание Дома Баррингтонов целиком и полностью зависело от благосклонности дома Цинов.
— Хун, — сказал он. — Я получил задание: защитить Жемчужную реку и Кантон от британского флота и нанести поражение этому флоту. И я должен выполнить это задание.
— Следует понимать, что вы мне не поможете. — Хун встал.
— Вам следует понять, что разумнее было бы забыть о ваших мечтах и сосредоточиться на сдаче экзаменов. Иначе вам придется тяжко.
— В один прекрасный день маньчжуров выметут отсюда как сор, и держать веник буду я. — Лицо Хуна исказила угрожающая гримаса. — А когда наступит этот день, тяжко придется уже Дому Баррингтонов! — И он выбежал из каюты.
— Китай кишит такими фанатиками, — заключил Канцзюй, когда Мартин пересказал свою беседу с Хуном. — Вам следовало его арестовать и отрубить голову.
— Человеку простительны его сны, — ответил Мартин.
— Когда сон становится навязчивой мечтой, его пытаются воплотить в жизнь, — возразил Канцзюй.
— В таком случае его голова наверняка будет когда-нибудь красоваться на городской стене.
— А этот парень пришелся тебе по душе, — заметил Адриан, когда братья остались вдвоем.
— Нет, но он вызывает уважение. Хотя я уверен, что он обезумел, как мартовский заяц, и кончит свои дни в сточной канаве.
Они бросили якорь у форта Богэ, и Мартин с радостью обнаружил, что генерал Дэн собрал еще с полдюжины джонок. Начало флоту положено, но Мартин знал, что ему требуется гораздо больше кораблей, и направил «Королеву Янцзы» дальше на юг вдоль побережья, чтобы найти еще какие-нибудь суда и чтобы заглянуть в Макао. Там в сопровождении Адриана он навестил Барнсов; люди на берегу глазели на развевающиеся над его кораблем флаги с драконом и фениксом — отличие адмирала маньчжурского флота.