Восход черной звезды
Шрифт:
– Мне бы очень хотелось знать, ваше пресветлое величество, — слова давались с трудом, — как именно я была представлена вашим сторонникам?!
Кесарь усмехнулся. Наглости промелькнувшей в его ухмылке мог бы позавидовать и рыжий, если бы был здесь…
Великий Араэден Элларас Ашеро никак не отреагировал на мои крамольные мысли. Мне величественно была подана рука, я мрачно положила свою похолодевшую ладонь сверху, отчаянно понимая, что другого выхода у меня нет.
– Именно так, нежная моя, — насмешливо подтвердил кесарь.
И шагнул в зеркальную гладь, расступившуюся перед ним словно ртуть, а шагнула следом.
И величественная тишина замка на краю таинственно-пугающего северного моря сменилась шумом сражения, криками боли, стонами умирающих
Повсюду было красное. Кровь, трупы, валяющиеся изломанными куклами… и в основном неестественно и жутко лежали воины в красном, потому вероятно и складывалось впечатление, что повсюду кровь.
В общем и целом войска пресветлых отличались ярким цветовым оформлением — все офицеры в белом, без головных уборов и в белоснежных плащах, которые сейчас безжалостно трепал ветер. Оглядевшись я насчитала более сотни белоснежных. Так же мало было воинов в бело-голубом, на них имелись сверкающие шлемы, закрывавшие лицо и острием устремлявшиеся вверх, бело-голубые кольчуги. Далее следовали воины в голубом — судя по тем, кто находился возле нас, это были сплошь светлые, затем шло на увеличение — лучники в серебристо-сером, мечники в синем, странный род войск в зеленом и… много, много, много — около пяти тысяч, не меньше, воинов в красно-коричневых тканевых куртках, такого же цвета штанах и сапогах. На них не было кольчуг, легкий кожаный шлем едва прикрывал голову, среди вооружения мечи, секиры и арбалеты. Видимо пехота — наиболее многочисленная и наименее ценимая часть войск. Они, эти в красно-коричневом, были ниже и коренастее светлых, и это были люди. Люди. И среди убитых в центре этой громадной крепости в основном преобладали именно люди. Как могучие бородатые пехотинцы, так и стройные, тоненькие арбалетчицы, которые похоже все являлись человеческими девушками! Тоненькие, юные, хрупкие — именно они казались сломанными куклами в красном… в красной крови.
— Кажется, вы говорили, что люди здесь рабы, — холодно произнесла я.
Кесарь не удостоил меня и взглядом, он стоял молча, выражая силу, угрозу и незыблемость единой власти. Он просто стоял. Молча.
Но повторилось то, что мне уже довелось видеть — светлые, один за другим, начали медленно опускаться на колени. Люди последовали их примеру, но опустившись на колени согнулись, касаясь лбом и раскрытыми ладонями изгвазданного окровавленного камня. И не прошло двух минут, как все заполнившие площадь тысячи воинов, в позе абсолютной покорности, выражали готовность следовать воле нового императора… или старого, тут как посмотреть. Остались стоять лишь воины в серо-серебристом, издали похожие на сверкающие наконечники копья. Я так понимаю сторонники кесаря.
Пресветлый император сжал мою руку, которую продолжал удерживать в своей ладони, и заговорил.
Речь его была возвышенна, определенно усилена магией и проникновенна. Даже те офицеры, что опустившись на колени, продолжали держать подбородки гордо вскинутыми, медленно опустили головы, то ли от стыда, то ли от страха, то ли от всего вместе. Я не понимала ни слова, из речи Великого Араэдена, но что-то подсказывало мне — там не прозвучало ни единого обещания сладкой жизни. Кесарь не давал обещаний, кесарь ничего не требовал, судя по ласковой улыбке, блуждавшей на его тонких губах, он выдвинул ультиматум. Что-то вроде "Кто не со мной, тот против меня", а может: "Подчинись или умри", но скорее всего это
– Ты невыносима, — неожиданно и тихо сказал кесарь.
И завершил речь.
Едва стих глас императора над всей площадью вспыхнула руна. Она серебрилась и переливалась несколько томительных секунд, а затем рухнула вниз мириадом собственных копий, запечатлевшись на груди каждого воина.
Перед нами заискрилось зеркальное поле.
– Что это за руна? — спросила я, ступая в портал за увлекающим меня кесарем.
– Руна единения, нежная моя, — спокойно ответил кесарь. — Руна абсолютного единения.
Это как?
– В смысле они больше не смогут предать? — спросила я, замерев на пороге перехода.
Там за зеркальной гладью виднелась новая крепость.
– Все сложнее, нежная моя, — Великий Араэден холодно взглянул на меня, — руна единения соединила их жизни с моей в одностороннем порядке. Умру я — оборвется их дыхание.
Оригинально. Я невольно взглянула на кесаря, потом на зеркальный проход, потом поняла, что кажется у меня шок. Нет, правда, шок. И дело не в том, что это был долгий, очень долгий день, и даже не в том, что кое-кто, не будем указывать пальцем кто именно, приволок меня в свой мир, дело в другом — это что за руны такие?! И как? Как подобное в принципе возможно? Это… это…
Император, игнорируя мой напряженный мыслительный процесс, шагнул в зеркальную гладь, выводя меня на постамент в очередной крепости. Мы оказались на вершине совершенно жуткого с точки зрения архитектуры здания. Скажу больше — законы архитектуры как таковые в данном строении были попраны самым жестоким образом.
— Нежная моя, — предостерегающе произнес кесарь.
А при чем тут я?! Нет, серьезно, я не имею никакого отношения к этому конкретному издевательству над архитектурой. Я вообще в этом мире от силы часа четыре. Ну может пять максимум, а этой без всякой опоры висящей над морем крепости лет так триста-четыреста, судя по замшелыми местами стенам.
Оглядевшись, увидела, что крепость над морем висит вовсе не в одиночестве — и с права, и слева, куда простирались возможности несовершенного человеческого зрения, виднелась гряда такого же издевательства над каменным зодчеством. Крепости между собой были соединены довольно хлипкими на вид веревочными лестницами, эта конкретная крепость являлась самой крупной, в ней даже имелись два трона на высоченном постаменте их белого мрамора, к которому вело ступеней триста, не меньше. Вот на этом постаменте мы с кесарем и оказались. Здесь битва была куда менее кровопролитной, да и в целом ее похоже еще толком и не было, потому как крепость стягивала силы — по белоснежному веревочному издевательству мчались тысячи красных воинов. Неимоверно, но из морских глубин, до которых явно было очень далеко, ну потому как до самого моря метров сорок не меньше было, так вот с морских глубин поднимались совершенно непередаваемо жуткие бескрылые и коротколапые морские драконы и… скажем так — утоляли свои пристрастия истинных гурманов, пытаясь… сожрать кого получится. В случае с воинами в красно-коричневом все получалось, к моему прискорбию — прискорбно все же наблюдать как жрут тебе подобных, но если драконы щелкали зубами возле кого- нибудь из светлых, то по этим же зубам и получали — копьями или магией, и уносились в морские глубины ни с чем. Но относились к этому явно философски, так как радостно выныривали снова, держась подальше от светлых, и радостно утаскивая людей!
– Все же должна заметить — с вашей стороны наглым враньем было утверждать, что люди в этом мире только рабы! — возмущенно прошипела я.
Кесарь, стандартно являя собой силу, мощь и власть, соответственно роли молчал, ожидая видимо пока добегут воины, которых явно по тревоге стянули в это издевательство над архитектурой. А я с трудом сдерживалась от негодования. Не могу утверждать, что я отличаюсь излишним человеколюбием, но во имя всех дохлых гоблинов, в Рассветном мире нас собственно жрут одни эти самые гоблины, а тут, похоже, все кому не лень!