Восход Ганимеда
Шрифт:
Семен, перестраиваясь из ряда в ряд, кинул беглый взгляд в зеркало заднего вида.
Его пассажирка сидела, бледная как смерть.
– С вами все в порядке? – осторожно поинтересовался он. – Быть может, остановить?
– Нет-нет… – запротестовала она. – Сейчас пройдет.
– Были на войне? – интуитивно спросил Семен, немного снижая скорость.
Этот вопрос застал Ладу врасплох, но она и так выглядела не лучшим образом, поэтому очередное внутреннее замешательство не отразилось на ее лице.
– Да… – после короткой паузы ответила она.
Кровь ломилась в виски гулкими, горячими волнами.
Она вдруг отчетливо вспомнила вставшую на
Это было начало ее нового самосознания. Вспомнив мысли, которые рождались в те страшные, растянутые в бесконечность минуты боя, Лада вдруг поняла: она предала саму себя в тоскливой тиши осиротевшей квартиры. Колышев, как змей, вновь мягко обвил ее тенетами лжи, ненавязчиво направил ее помыслы и устремления в нужное ему русло…
Дрожащими пальцами она достала сигарету.
– У вас можно курить? – тихо спросила Лада.
– Конечно.
Она приспустила стекло и щелкнула зажигалкой.
«Лендровер» висел на хвосте, неумолимый, как судьба.
Она не боялась. Она не могла .
Лада машинально открыла сумку. Зажигалка тихо стукнула о рифленую рукоять автоматического пистолета. Рядом лежал паспорт, водительские права, разрешение на пистолет и небольшая сумма денег. Все это она получила от водителя «Лендровера» на случай проверки. По его словам, все документы были настоящими…
…Свернув на развязке влево, Семен оказался на новой набережной. Ее построили недавно. Пологие берега реки Великой, что раньше покрывал сосновый лес, теперь плавились знойным маревом, одетые в белоснежный, свеженький бетон. Вместо узкой, изуродованной ямами дороги теперь вдоль реки тянулась широкая набережная, в конце которой маячили два моста. В туманной дымке знойных испарений сверкали затерявшиеся среди небоскребов центра позолоченные купола древнего Кремля.
Раньше город утопал в зелени, но теперь и сюда добрался смог. Многочисленные выхлопы от тысяч машин конденсировались между домами, превращая воздух в угарный газ. Загазованность оказалась столь велика, что Семену пришлось поднять все стекла и включить фильтрацию воздуха. Высаженные вдоль набережной деревья не могли радикально улучшить ситуацию, от многодневной жары их листва пожелтела и скорчилась.
Дом Семена стоял на противоположном берегу реки, недалеко от дамбы. Родители купили его, когда он был еще ребенком, и несколько лет Семену вместе с ними пришлось прожить на стройке, пока отец и мать делали ремонт, связанный с капитальной перепланировкой довольно старого строения. Теперь эта прозорливость родителей, отказавшихся в свое время от стандартных удобств квартиры, помогала им выжить в стремительно меняющемся мире.
…Его мысли прервал светофор. Свернув направо, Семен проехал мимо здания школы, где когда-то учился, и еще раз повернул, в тихую улочку, одну из немногих, которые перенесли в третье тысячелетие тот облик, какой он помнил с детства. Дом в два этажа стоял на краю старого парка, напротив претенциозного входа в Центральный военный госпиталь.
Припарковав машину на площадке перед корпусами из стекла и бетона, подпиравшими небеса наравне с окрестными «свечками» – жилыми комплексами нового тысячелетия, он заглушил мотор и повернулся.
– Ну вот, мы на месте.
Семен мог поклясться, что на лице его странной спутницы промелькнула растерянность, словно та не знала, что ей делать дальше…
–
Она открыла дверь, вышла из машины и застыла, оглядываясь по сторонам.
Пока Семен закрывал машину, она не ушла. Сняв солнцезащитные очки, Лада отступила на несколько шагов, остановившись в тени высокого забора. На мгновение она действительно растерялась, не представляя, как быть, что делать дальше, и панически выискивая глазами сопровождавший их «Лендровер».
– Вход вот там, – тактично подсказал ей Семен, заперев машину.
– Что? – она вздрогнула, вырвавшись из глубин своих мыслей. – Нет, мне еще рано. Подожду тут.
Семен пожал плечами, собираясь идти, но внезапно все же задержался.
То, что его попутчица вела себя весьма странно, не пугало его. Он лично не знал, что такое война, но не раз видел, как воспоминания о ней коверкают души людей. Семен оказался достаточно проницательным и человечным, чтобы заметить: она не в себе, ей плохо, одиноко до такой степени, что это видно невооруженным глазом.
– Послушай, пойдем, мама напоит тебя кофе. Отец тоже будет рад видеть нового человека. Заодно и подождешь у нас, – предложил он, протянув руку, чтобы взять ее объемистую сумку.
Лада посмотрела на него так, словно Семен показался ей редким образцом безумца, но это выражение лишь секунду присутствовало в ее глазах.
Это искреннее участие со стороны человека, которого она должна была убить, окончательно сломало остатки ее решимости. Сознавая, что совершает полнейшее безрассудство, она позволила Семену взять сумку, и при этом по ее красивым, тонко очерченным губам впервые после второго рождения скользнула тень той улыбки, что была присуща маленькой бродяжке, заблудившейся в джунглях многомиллионного города.
Ее сознание возвращалось…
– Пойдем. – Семен свернул в парк, который тоже заметно поредел за эти годы: от многих деревьев остались лишь невысокие пеньки, а молодая поросль нездорового, желтоватого цвета выглядела совсем плохой заменой тем вековым деревьям, которые стояли тут когда-то сплошной стеной.
За восемь месяцев, что он здесь не был, за невысоким забором из красного кирпича произошли кое-какие изменения. Когда-то здесь располагался частный сектор, поэтому его родителям, купившим этот дом еще в середине девяностых прошлого столетия, удалось отстоять его и прилегающий клочок земли по праву частной собственности. Они не согласились продать его ни государству, ни строительным компаниям. Несколько соседних семей поступили так же. Вот и вышло, что почти в центре современного города, на краю старого парка сохранились три невысоких частных дома, которые были почти не видны под раскидистыми кронами переживших строительный бум деревьев.
Для Семена этот старый парк и дом за красным кирпичным забором всегда ассоциировались с неким райским уголком, местом отдыха для души и тела, маленьким оазисом настоящей зелени, случайно сохранившимся среди стекла и бетона.
Впрочем, пройдя по аллее, он с грустью понял: парку долго не жить, смог уже добрался и сюда, под тенистые кроны. Воздух больше не пахнул прелой листвой и свежестью, – он казался душным и тяжелым.
Открыв калитку своим ключом, Семен пропустил Ладу внутрь и прошел по гравийной дорожке, заметив, что к боковому фасаду дома на уровне второго этажа пристроена опирающаяся на облагороженные под мрамор бетонные столбы застекленная оранжерея. В ней, несмотря на полдень, ярко горели лампы дневного света и сквозь кристально-прозрачные стекла, лаская глаз, виднелась буйная, свежая зелень.