Восход Ганимеда
Шрифт:
– Не знаю, – пожал плечами Семен, отвечая на предыдущий вопрос. – Пап, я не верю в утопии. Подумай сам, началось третье тысячелетие, и проповедовать идеи Сен-Симона сейчас – по меньшей мере наивно, согласись.
Отец не согласился, чего и следовало ожидать.
– В любом случае, даже если допустить, что девяносто процентов той информации о колонии Ганимеда, что поступает на телевидение и в прессу, не более чем рекламный трюк, даже в этом случае – там живут умные, отдающие себе отчет в том, что они делают, люди, внутренне и физически здоровые,
Его речь была страстной и убежденной.
– Я допускаю, что на Ганимеде нет райских кущ, как то живописуют рекламные ролики – да и глупо в это верить, – ведь с момента основания колонии прошло всего двадцать лет. Думаю, что там едва ли появилась первая растительность, способная выжить вне герметичных оранжерей. Но это не пугает, а радует меня, – значит, люди там оказались ближе к земле, они сумели оценить, что значит для человека каждое растение, каждая кроха зелени. Не думаю, что они способны без оглядки и удержу уничтожать ту экосистему, что создают своим потом и кровью. Значит, следуя элементарной логике, Ганимед и подобные ему поселения до определенного времени останутся зелеными оазисами, где живут люди, осознающие значение живой природы… Это еще один плюс. И в-третьих, хочу тебе заметить, колония, в которую не сливают помои, а собирают сливки цивилизации, надолго останется уникальным хранилищем генофонда, поставщиком неординарных личностей…
У Лады вдруг начала кружиться голова.
Очевидно, она больше, чем другие, была подвержена воздействию логики. Ей внезапно приоткрылась дверь в тайный, неизвестный доселе мир, который ее разум воспринял сразу и без оглядки, воспринял именно так, как это пытался внушить Семену отец, – как мечту…
– Послушай, – долетел до нее возбужденный голос Семена. – Все равно, раз такой разговор случился, скажу прямо: даже при невероятном стечении обстоятельств, допустим, я пройду все тесты, окажусь пригоден по здоровью и психической карте личности, найдется какой-то мифический спонсор, который вдруг согласится профинансировать мой отлет, даже в этом случае я вас не брошу.
– Глупо, Семен! – со внезапной резкостью в голосе произнес отец. – Я не собираюсь повиснуть гирей на твоих ногах. Пора бы понять, что мы с матерью не из разряда тех родителей, что приковывают детей к своей постели, ломая их судьбу. Лично для меня будет легче от одного сознания, что этот мир может идти своей дорогой, а ты пойдешь своей. А что касается денег, сынок, то мы уже решили этот вопрос. – Лада услышала тонкий шелест протянутых Семену бумаг.
– Что это? – подозрительно спросил он.
– Почитай. Это договор-завещание. Ты же знаешь, строительные компании давно точат свой зуб на наш участок городской земли.
Лист плотной пластбумаги дрогнул в его руках.
«Наш дом?! – со смятением подумал Семен. – Неужели отец…»
Да, это было именно так.
Пробежав глазами по ровным машинописным строчкам, он понял, что дом и вся прилежащая
Единственным условием, при котором вступал в силу данный договор, была полная оплата со стороны агентства всей подготовительной процедуры тестирования и его отлета на Ганимед.
У Семена вдруг отчего-то запершило в горле.
Он в одну секунду припомнил все – детство, юность, то, как родители на его глазах превращали старую развалину в надежный, удобный дом, который отец и мать всегда с неизменной гордостью называли не иначе, как «наша крепость».
Видимо, отец почувствовал, что творится сейчас в душе сына, подошел к нему, тронул за плечо и сказал:
– Тебя никто не заставляет, Семен. Просто подумай. Подумай обо всем, что услышал сегодня. В конце концов – существует пространственная связь, и звонок с Ганимеда ничуть не хуже разговора по сотовому. Будь взрослым и будь мужчиной, подумай о той семье, которая у тебя рано или поздно появится, о своих детях, о их будущем. И не забывай, чему я тебя учил в детстве: главный инструмент выживания человека – это его разум, способность предвидеть и загодя принимать решения.
Что он мог ответить отцу?
…Стоя у окна, Лада, не сознавая, что делает, машинально кусала губы. В ее горле по-прежнему стоял ком, словно она уже поняла, что ей многое придется потерять и еще больше – переоценить в своей жизни… Слишком горько вот так стоять и думать о том, что она была марионеткой. Всего несколько часов назад ее выстрел мог смять, скомкать жизнь этих людей, как листок ненужной бумаги…
Мир не делился на черное и белое. Он был полон полутонов и действительно походил на зыбкую трясину обстоятельств, по которой тяжело пройти прямо, не провалившись и не испачкавшись… Но этот дом, маленький мирок семьи, куда она случайно попала, обогатил ее сознание так, как не мог сделать ни один самый совершенный обучающий компьютер…
Сумерки ее души не рассеялись, наоборот, они стали гуще, осязаемее…
Она не имела морального права находиться тут.
Она хотела бы подойти к отцу Семена, но не нашла в своей душе ни слов, ни сил.
У нее была своя жизнь. Где-то поблизости ее возвращения ожидали двое в «Лендровере»… За тысячу километров отсюда, в вязкой, наполненной страхом тишине квартиры, сидел Колышев – окончательно свергнутый с пьедестала божок… В одной из больниц лежал подключенный к аппаратуре поддержания жизни Антон Петрович.
Спустившись вниз, Лада огляделась, но матери Семена нигде не оказалось, ни в столовой, ни в коридоре.
Облегченно вздохнув, она взяла свою сумку, ощутив вес спрятанного в ней оружия, и вышла, плотно притворив за собой дверь.
Почему-то ее не покидало призрачное ощущение того, что ступает она уже не по земле, под ногами Лады медленно, лениво колыхалось то самое болото, на зыбкой поверхности которого любой неверный шаг означал для нее лишь одно – смерть.