Восход Ганимеда
Шрифт:
– Если вам нужно посовещаться, то давайте, только прошу, недолго.
Пилот кивнул, поджав губы, и взял за локоть своего раненого товарища, отводя того в сторону.
Наумов, не зная, куда себя деть, подошел к Ладе, которая стояла подле пульта, глядя через выбитое окно на панораму разрушенного космопорта.
– Если ты сумеешь отсрочить запуск ракет, то, возможно, я успею добраться до ледника, – неожиданно произнесла она.
– Зачем? – Наумов с недоверием покосился на ее профиль. – Ты ведь ясно сказала, что не собираешься плясать под чью-либо дудку, –
– Я пойду туда, – упрямо ответила она, посмотрев на вшитый в рукав скафандра хронометр. – Отравленная атмосфера так же опасна для колонии, как ракеты «Трумэна». Нет смысла ни препираться, ни скулить, проклиная свою судьбу. Да, я хотела плюнуть на все, но не получилось… – Она вдруг натянуто улыбнулась, в первый раз за все время их общения. – У меня свои понятия о жизни и смерти… – тихо добавила Лада, и прозвучавшее в ее голосе смущение вконец обескуражило Наумова, он не мог взять в толк, что за чувства двигают ею…
– Хорошо… – скрепя сердце согласился он. – Я думаю, тебе бесполезно приказывать… но я прошу, если там действительно чуждая, враждебная жизнь, беги. Ты ведь не сбросишь со счетов эту возможность?
– Нет, не сброшу, – серьезно ответила она, и Наумов опять увидел, как пальцы Лады с силой впились в волокончатый материал приклада винтовки. – Я справлюсь. Я должна дать шанс тем, кто тут жил, – внезапно произнесла она.
Наумов пристально посмотрел на нее и вдруг, подчиняясь внутреннему порыву, спросил:
– Скажи, а тебе в жизни давали много шансов?
– Какая разница? – она вновь попыталась улыбнуться, но на этот раз все получилось несравнимо хуже, лишь вздернулся краешек верхней губы… – Ты ничего не понимаешь… – вдруг тихо произнесла Лада. – Сам не бежишь и думаешь, что я такая же, как ты? Ошибаешься…
– Тогда почему?
– Тебе так важно это знать?
– Нет… извини. Это действительно твое дело…
Лада отвернулась, поискала глазами Семена, но не нашла его в разоренном помещении диспетчерской. Ей вдруг стало обидно и горько, что он исчез в самый неподходящий момент. Даже проститься не удастся.
– Вот что… – произнесла она, обернувшись к Наумову. – Я возьму машину, на которой мы приехали. Если сможешь договориться с Кински, то постарайся убедить его не разрушать процессор. Он болен. Он и его люди совершили невозможное, выполняя приказ. Не их вина, что космос сожрал их души. Это скорее их беда. Они мужественные люди. Постарайся это понять.
– Да, но…
– Если там действительно есть ксеноморфы, которые угрожают колонии, я попытаюсь их уничтожить… – прервала Лада его возражение. – Попробуй убедить в этом Джона Кински… Пойми, кто-то из нас двоих должен сделать это! – вдруг резко произнесла она, и в ее голосе прозвучала такая мука, что полковник едва не отшатнулся.
– Я не умею убеждать… прости. Я умею только УБИВАТЬ! Значит, лететь тебе. А я пойду на ледник!..
Наумов хотел что-то ответить, но Лада резко развернулась и пошла к выходу. Она не хотела, чтобы он видел ее слезы.
Жизнь, как змея, вцепившаяся в собственный хвост, извивалась кольцом,
У Лады же в эти секунды не оказалось и этой милости, которую дарит судьба обреченным.
Резко распахнув водительскую дверь внедорожника, она едва не стукнулась лбом о гермошлем сидящего за рулем человека.
Семен исподлобья взглянул на ее бледное лицо и вдруг с упреком произнес:
– Я не думал, что ты уйдешь, не попрощавшись.
Внедорожник стремительно мчался по бетонному покрытию автобана, пожирая километры, под мерный шелест покрышек, что отчетливо раздавался в необычайной глубокой тишине, расплескавшейся по обе стороны серой дорожной полосы, укрыв мертвую от рождения почву гнетущим пологом безмолвия.
В салоне было тепло, но ни Семен, ни Лада не ощущали исходящих от отопителя потоков воздуха, забрала их шлемов были опущены, и оттого тишина вокруг казалась еще более глубокой, чем на самом деле, и какой-то личной, имеющей отношение только к ним двоим…
– Почему ты не остался? – наконец негромко спросила она, когда вслушиваться в тишину стало совершенно невыносимо.
Неизвестно, что она ожидала услышать в ответ, но Семен не стал пожимать плечами.
– Не хочется последние минуты прожить трусом… – произнес он, не отрывая глаз от дороги, что летела под капот машины серой бесконечной лентой. – Не хочу задыхаться в убежище или скитаться по отсекам «Альфы» – на это у меня нет ни смелости, ни сил… – откровенно признался он. – Долгая агония среди обезумевших людей – это слишком сильное испытание для меня. К тому же я верю своим внутренним ощущениям. Я, как и ты, подвержен логике.
– В чем ты видишь логику?
– В твоих словах. Что бы ни таилось на леднике, ОНО пролежало там миллионы лет. Думаешь, ОНО было оставлено, чтобы поработить или уничтожить нас? Я не верю. В этом нет смысла. И в истерии по поводу ксеноморфов тоже. Я не настолько сошел с ума от страха, чтобы безоглядно принять на веру то, что какой-то организм, оттаяв из-подо льда, вдруг оживет и кинется убивать всех вокруг… Такого не бывает. Мамонты, которых доставали из-подо льда на Земле, не бросались на палеонтологов, они были мертвее мертвого…
– Это космос, – напомнила ему Лада. – Возможно, там, среди льдов, обнаружился след таких технологий, какие нам и не снились. Что тогда?
– Тогда я пойму, зачем «Трумэн» преодолел бездну пространства. И буду первым, кто увидит это. Понимаешь, я не хочу участвовать в том, что ты назвала самоистреблением. Это слишком мерзко, с моей точки зрения. Ощущать собственную беспомощность перед обстоятельствами, что может быть хуже, если конец все равно один?
Его высказанные вслух мысли оказались настолько созвучными собственным ощущениям Лады, что она не нашла слов для возражения.