Восхождение Запада. История человеческого сообщества
Шрифт:
1. ЮГО-ВОСТОЧНАЯ АЗИЯ
Связь между Индией и землями Юго-Восточной Азии была очень древней. Общие элементы в археологических находках, сделанных в обеих областях и датируемые доисторическим периодом, позволяют предположить, что индийцы и их соседи поддерживали хоть и ограниченные, но реальные связи через Бенгальский залив в доарийские времена [603] . Ранние доказательства более обширных контактов датируются первыми веками христианской эры, когда купеческие суда из индийских портов [604] стали посещать берега Бирмы, Малайи, Индонезии, Сиама (Таиланда) и Индокитая. В это время население данных областей составляли мирные народы, знакомые с навыками выращивания риса и пользовавшиеся лодками и плотами, но не имевшие продуманной политической организации и выраженной системы культуры, которая могла бы противостоять искушениям цивилизации. Этих людей было легко убедить, что пришельцы с их большими быстрыми судами и странными богами, обладают секретами могущественной магии, которую надо усвоить как можно быстрее. Легенды об основании индуизированных государств этой области, сохраненные китайскими источниками, позволяют предположить, что индийские купцы и путешественники через браки устанавливали родственные отношения с главенствующими семьями в этих
603
G.Coedes, Les Etats hindouises d'Indochine et d'Indonesie (Paris: E. de Boccard, 1948), pp.23-28; H.G.Quaritch Wales, The Making of Greater India (London: Bernard Quaritch, 1951), pp.47-83.
604
Некоторые из первых путешествий, отправной точкой которых были индийские порты, возможно, совершили купцы и искатели приключений из Средиземноморья. Несколько римских изделий, датируемых II в. н. э., были найдены в Кохинхине (Южный Вьетнам); в китайской истории есть упоминание о визите послов от Марка Аврелия в 166 г., которые достигли Китая через южные моря. Coedes, Les Etats hindouisesy p.38. Однако после II в. торговля между областями Восточного Средиземноморья и Южной Индией пришла в упадок в связи с общим упадком римского мира; индийские купцы быстро взяли под свой контроль торговлю с Востоком (даже если они не сами проторили ей путь).
Археологи обнаружили в Юго-Восточной Азии значительное число санскритских надписей и произведений индийского искусства. Надписи проясняют, что на протяжении IV-V вв. ряд государств как на материке, так и на островах объединились вокруг королевских дворов, чья культура и атмосфера были вполне индийскими. По мере того как возможности достичь славы и богатства в этих государствах стали хорошо известны на индийском субконтиненте, не только простые купцы, проложившие эту дорогу, но также брахманы и воины начали массово мигрировать через Бенгальский залив, что привело к серьезному росту индийского влияния на правителей столиц в Юго-Восточной Азии и их придворных.
Хотя буддисты играли важную роль на начальных этапах индийского проникновения в Юго-Восточную Азию, большинство правящих династий и их вассалов стали поклонниками Шивы в эпоху Гуптов; возможно, ритуал и концепции этой ветви индуизма были созвучны ранним религиозным воззрениям коренных жителей. Кроме того, культ Шивы, подчеркивая магическую роль правителя в увеличении плодородия полей, возможно, помогал местным королям консолидировать свою власть над главами родов и сел. Культовые статуи и другие произведения искусства, привозимые из Индии, придавали форму этим новым политико-религиозным идеалам. Только ориентировочно после 600 г. королевская власть стала поддерживать развитие местной скульптуры и каменной архитектуры, и это стимулировало развитие вариаций на главные темы индийского наследия местными мастерами. Материалы, дошедшие до нас со времен, предшествующих этой дате, позволяют предположить существование вполне колониальной атмосферы при королевских дворах Юго-Восточной Азии, где короли и придворные стремились подчеркнуть свою власть, знатность и высокое положение не поощрением местного искусства, а завозом наиболее удачных из возможных копий аутентичных индийских подлинников.
Подавляющее большинство населения Юго-Восточной Азии лишь косвенно подвергалось влиянию индийской культуры, исходившему от дворов правителей. Сельская жизнь шла так же, как и раньше, возросла только роль королевской власти в сборе налогов и трудовых повинностях. Но тем не менее, хотя распространение индийского стиля, возможно, было чисто поверхностным, мы можем с большой уверенностью предположить, что географическая область, подпавшая под индийское влияние, — от Борнео до Суматры и от Индокитая до Бирмы — далеко превосходила европейские территории, которые Римская империя включила почти столь же поверхностно в орбиту эллинизма.
Итак, расширение сферы индийской культуры на север вдоль побережья Индокитая привело к тому, что индийская и китайская цивилизации встретились. Разумеется, их противоборство было недолгим, поскольку, когда Китай вышел из состояния распада, в котором он находился после падения династии Хань, и возобновил имперскую экспансию в Аннам (Северный Вьетнам), прямое влияние Индии уже начало идти на убыль в отдаленных землях Великой Индии, созданной вне пределов метрополии в период Гуптов. Восстановление влияния доиндийских культурных традиций сыграло свою роль в этих изменениях. Вдобавок ко всему коммерческая энергия индийцев в VII в. стала быстро иссякать, и конкуренты-мусульмане начали вытеснять индийских купцов из южных морей. Следовательно, уход Индии из Юго-Восточной Азии создал некоторое подобие буферной зоны между культурными областями Индии и Китая. Эта буферная зона все еще существует, но только потому, что изначальное индийское проникновение стимулировало народы Юго-Восточной Азии стремиться к уровню цивилизации их более древних соседей, таким образом отчасти заполнив заметный социо-политический вакуум [605] .
605
В добавление к книгам, которые цитировались отдельно, я консультировался: R.C. Majumdar, Ancient Indian Colonization in South East Asia (Baroda: University of Baroda Press, 1955); Majumdar, The History and Culture of the Indian People, II, 651-58; III, 631-44.
Во времена Гуптов индийские корабли, несомненно, изучали побережье Африки и вели там торговлю; этнологи определили различные следы их пребывания там. Таким образом, народы Суданской Африки вплоть до побережья Гвинеи на западе, похоже, обязаны важными элементами своего сельского хозяйства индийским и индонезийским кораблям и поселенцам, которые, возможно, в начале христианской эры ввели в обиход на Африканском континенте такие культуры, как ямс, таро и бананы [606] .
606
Тот факт, что Мадагаскар населен в основном людьми, говорящими на индонезийском языке, чьи предки должны были мигрировать через Индийский океан с Борнео или других индонезийских островов, служит яркой демонстрацией возможностей простых судов перевозить людей на большие расстояния через спокойные южные моря. Возможно, мигранты следовали вдоль побережья Южной Азии, а не прямо пересекали открытый океан; но пока не обнаружено следов их промежуточных стоянок - если таковые существовали. См. George Peter Murdock, Africa: Its People and Their Culture History (New York: McGraw-Hill, 1959), 212-71; James Hornell, «Indonesian Influences on East African Culture», Journal of Royal Anthropological Institute, LXIV (1934), 325 and passim; G.W.B. Huntingford, «The Hagiolithic Cultures of East Africa», Eastern Anthropologist, III (1950), 119-33.
2. ВОСТОЧНОЕ СРЕДИЗЕМНОМОРЬЕ, ИРАН И ЦЕНТРАЛЬНАЯ АЗИЯ
Индийское торговое и культурное проникновение в Юго-Восточную Азию совпало по времени с ослаблением торговых связей с Египтом. Ухудшение положения в римском
607
Когда пошлины стали слишком высокими, товары в Персидский залив могли доставляться караванами. Расцвет Пальмиры в III в. был частично вызван движением по этому торговому пути, но он был разрушен в 273 г., и последующие затяжные войны между римлянами и персами должны были прервать торговлю на длительный период даже более эффективно, чем паразитизм государств, контролировавших Баб-эль-Мандебский пролив.
Не нужно далеко искать причины поначалу удивляющего хронологического сдвига между апогеями экономического и интеллектуального общения Индии со Средиземноморьем. Выразительность абстрактной индийской мысли, аскетизм, исповедуя который, индийские святые достигали мистических видений, предлагали жизненные модели и мировоззрение, которые согласовывались с концепциями благородных философов греко-римского мира и поддерживались ими. В век, когда жестокое насилие и эпидемии разрушали социальную вселенную римского мира, а различные религии спасения добивались признания среди простого народа, оптимистический рационализм греческой философской традиции казался крайне неуместным для объяснения происходившего. Как мог рассудительный человек принять, например, стоическую доктрину превосходства естественного права, когда прихоть и случай так явно определяли действия римских политиков, в то время как империю сотрясали гражданские войны, многочисленные узурпации власти, нашествия варваров. В такие периоды индийская мистическая философия, прямо обоснованная сверхрациональным видением трансцендентального бытия, которого каждый мог достичь с помощью соответствующих тренировок и самодисциплины, казалось, предлагала верный путь к истине. Ключевой фигурой для пробуждения контактов между греческой и индийской высокоинтеллектуальными традициями, похоже, был Аммоний Саккас (ум. 242), который, возможно, сам был родом из Индии и, вероятно, учил Плотина (ум. 270), великого реставратора языческой философии, и Оригена (ум. 254?), первого методического богослова христианской церкви. В любом случае многие наиболее важные доктрины Плотина созвучны Упанишадам, тогда как вполне реальные платоновские корни его философии воспринимаются как более отдаленные [608] .
608
См. Emile Brehier, La Philosophic de Pbtin (Paris: Boivin & Co., 1923), pp. 107-34; Jean Filliozat, Les Relations exterieures de L’Inde (Pondicherry: Institut Frangais d'Indologie, 1956), pp.27-30, 51-58.
В пределах христианской традиции следы индийского влияния менее заметны. Догматическая религия, провозгласившая монополию на истину божественного откровения, не могла признать наличия внешнего влияния. Нет никаких очевидных доказательств того, что христианство, когда оно в первые века нашей эры медленно вырастало из доктринальных споров, позаимствовало что-либо важное из индийской мысли. Различные другие восточные верования, широко распространенные в римском мире — гностицизм в особенности, — по-видимому, были более открыты индийским идеям, хотя на гностицизме также очень заметен иранский отпечаток [609] .
609
До недавних пор почти не были известны подлинные источники, позволявшие ученым изучать мысли гностиков с помощью чего-нибудь менее темного, чем христианская полемика. После Второй мировой войны впечатляющие рукописи, найденные в Египте, открыли совершенно новые возможности, но политические и другие обстоятельства помешали их немедленному и полному использованию. См. Jean Doresse, The Secret Books of the Egyptian Gnostics (New York: Viking Press, 1960); Eva Meyerovitch, «The Gnostic Manuscripts of Upper Egypt», Diogenes, No.25 (1959), 84-117; Robert M.Grant, Gnosticism and Early Christianity (New York: Columbia University Press, 1959); Hans Jonas, The Gnostic Religion: The Message of the Alien God and the Beginnings of Christianity (Boston: Beacon Press, 1958).
С другой стороны, то, что можно назвать «стилем святости» в христианстве, имело многочисленные сходства с обычаями и представлениями, распространенными в Индии. Экстремальным проявлением христианского стремления к святости служит пример сирийских святых-столпников, проявивших в деталях своего аскетического поведения индийское влияние [610] . Важнее ответить на вопрос: испытало ли христианское монашество влияние традиций индийских аскетов? Вряд ли можно ожидать документальных подтверждений заимствования; и все же популярные истории о доблести индийских святых могли предоставить христианским монахам идеи и помощь в их собственном стремлении к святости и блаженству [611] .
610
См. Hippolyte Delehaye, Le saints stylites (Brussels: Societe des Bollandistes, 1923), pp. cxci-cxcv.
611
Важность индийского влияния на монашество и другие аспекты христианского благочестия как слепо принимались, так и безрассудно отрицались. См. краткое изложение научных мнений, собранных Henri de Lubac, La Recontre du Buddhisme et de L’Occident (Paris: Aubier, 1952), pp.9-27. Мнение о значительном индийском влиянии на христианство было очень распространено 50 лет назад. См. Richard Garbe, India and Christendom: The Historical Connections between Their Religions (LaSalle, 111.: Open Court Publishing Co., 1959); Ernst Benz, «Indische Einflbsse auf fruhchristliche Theologie», Akademie der Wissenschaften und Literatur (Mainz), Abhandlungen der Geistes- und Sozialwissenschaftlichen Klassey No.3 (1951), pp. 172-202; Mircea Eliade, Le Yoga (Paris: Payot, 1954), p.412; Karl Heussi, Der Ursprung des Monchtums: Geistesgeschichte des antiken Christentums (Munich: Carl Beck Verlag, 1955), I, 523-29.
Еврейские общины аскетов, такие как в Кумране, и библейские сообщения о древних пророках, которые пребывали в пустынях, явно предлагали христианским монахам другие и очень важные модели. Но еврейские прецеденты, насколько я знаю, никогда не признавали, что итогом аскетического поведения должно быть блаженное видение Бога, что давно установили индийские аскеты. Более того, психические явления, вызванные постом и другими физическими лишениями, не казались сами по себе безошибочно видениями божества. Индийские прецеденты и интерпретации таких экспериментов в теологическом и трансцендентальном смыслах могли тем не менее быть важным абсолютным ключом для первых христианских мистиков. Мне кажется, в таком несколько общем и неподтверждаемом значении индийское влияние на раннее христианство имело огромную важность.