Восхождение Запада. История человеческого сообщества
Шрифт:
Нельзя сказать определенно, как миграции в железный век привели к появлению свободного крестьянства на Среднем Востоке. В Вавилонии и в Египте традиционная зависимость от жречества, царской власти или помещиков сохранилась без больших изменений, и даже в таких отсталых обществах, как израильское, требования военных вождей относительно установления налогов, снабжения армии и трудовых повинностей к 1000 г. до н. э. стали подрывать независимый статус и личную свободу крестьянства. Политические и военные факторы дополнялись экономической дифференциацией, которая становилась особо сильной везде, где приобретали важное значение деньги [206] . Это происходило потому, что коммерческий склад ума и деньги породили ростовщичество, а оно оказалось способным очень быстро разрушить свободные крестьянские общины. В плохие времена независимые крестьяне попадали в долговую кабалу и теряли сперва землю, а затем и личную свободу, а их хозяевами становились те, кто так или иначе сумел накопить деньги или семена. Библейские
206
Чеканка монет в европейском понимании была изобретена в Лидии, возможно, в VII в. до н. э.; однако задолго до этого в Вавилоне и Ассирии металл отливали по стандартному весу и иногда отпечатывали на плитке знак, говорящий о весе и пробе металла. Во времена Хаммурапи серебряные «шекели» были преобладающей мерой ценности, хотя более старая мера, гур ячменя, продолжала использоваться. Во времена Ассирии металлическая валюта стандартного веса вошла во всеобщее употребление. Для меньших деноминаций вместо серебра использовали медь, что во многом облегчало местный обмен при операциях малого масштаба. За исключением дисковой формы лидийских монет и того факта, что в Ассирии государство не монополизировало чеканку монет, нет особых различий между ассирийскими и более поздними лидийскими, греческими и персидскими деньгами. См. A.T. Olmstead, History of Assyria, pp.536-38.
207
Например, Амос, 2:6-8; 8:4-6.
К тому времени, когда Ассирийская империя стала господствовать на большей части Среднего Востока, там явно преобладали крупные поместья и зависимые крестьяне. Однако ассирийский закон предлагал зависимым крестьянам некоторую защиту (например, проценты на ссуду под урожай могли начисляться только после согласованной даты возврата ссуды). И даже рабы имели некоторые права перед законом вместе с обязанностью служить в войске [208] . Возможно, некоторые отголоски более свободного и равноправного века нашли свое отражение в этих правовых положениях, но в целом крестьянские общины снова вернулись к тому полусвободному состоянию, в котором они находились во II тыс. до н. э.
208
A.T.Olmstead, History of Assyria, pp.510-24; Cambridge Ancient History, III, 98-99.
Однако подобно тому, как крестьяне Ассирийской и Персидской империй продолжали пользоваться преимуществами металлических плугов и серпов, появившихся в железном веке, их возвращение в зависимое состояние не исключало все большего участия их в рыночной экономике «великого общества» Среднего Востока. Кроме того, возврат к условиям, существовавшим во II тыс. до н. э., был неполным; даже после того, как помещик, сборщик налогов и ростовщик получали свою часть, по крайней мере некоторые крестьяне сохраняли излишки, чтобы продать их на рынке. Это, в свою очередь, позволяло купить им инструменты и другие товары ремесленников. Металлические орудия облегчили сельскохозяйственный труд и сделали его более продуктивным, обеспечивающим крестьян скромными излишками. С другой стороны, поскольку выплавка и закалка металлических орудий требовала специального оборудования и мастерства, лежащих за пределами возможностей обычного фермера, новая необходимость покупать такие орудия требовала от крестьянина производить новые излишки.
Невозможно узнать, как широко была распространена местная торговля между крестьянами и ремесленниками. Несомненно, ее размах разнился в зависимости от времени и местности, но в итоге, чем больше крестьяне страдали от таких экономических явлений, как рента, налоги и ростовщические проценты, тем меньше излишков они могли продавать на городских рынках. Но так как в I тыс. до н. э. городская жизнь развивалась, можно предположить, что крестьяне продолжали располагать некоторым избыточным продуктом своего труда, которым они обменивались с городскими ремесленниками и торговцами. Без такой местной циркуляции товаров между городом и деревней и без растущей специализации среди городских мастеров и крестьян-фермеров, города продолжали бы оставаться прежде всего административными и религиозными центрами, какими они были во II тыс. до н. э. Тот факт, что размеры и число городов увеличивались, свидетельствует о том, что мастера-ремесленники стали служить не только аристократам-землевладельцам, но также и крестьянским общинам и простым горожанам.
Глубину такой специализации не следует преувеличивать. Несомненно, жизнь огромной части крестьянства Среднего Востока продолжала проходить в маленьком кругу деревенской общины, где не господствовали рыночные отношения и где горожане всегда оставались чужаками, которым вряд ли доверяли, даже если они и владели таким полезным мастерством, как кузнечное или гончарное дело. Но остается фактом то, что крестьянство, чье появление ознаменовало первое проявление цивилизации приблизительно за две тысячи лет до того, оказалось теперь прочно, пусть и на вторых ролях, включенным в «великое общество», формировавшееся вокруг крупнейших городов цивилизации. Земледельцы больше не были самодостаточными, как в IV тыс. до
Местный обмен товарами придал Среднему Востоку новый экономический базовый уровень. Даже когда политические или военные события прерывали дальнюю торговлю и принуждали регионы опираться на собственные ресурсы, социальная и экономическая структура позволяла поддерживать разделение труда между городом и деревней, ремесленниками и крестьянами. При таких условиях городская жизнь никогда не могла полностью исчезнуть, а с городской жизнью возникала возможность появления цивилизованной высокой культуры, даже при том, что преимущества городской жизни были доступны только привилегированным слоям общества, наслаждавшимся большим богатством и досугом, чем те, что были доступны простым мастерам-ремесленникам. Культурные стили продолжали меняться, оригинальность и изысканность высокой культуры Среднего Востока претерпевали значительные подъемы и падения. Но экономическое разделение труда между городом и деревней питало прочное социальное лоно, где цивилизованная жизнь, даже временно прерванная, могла относительно спокойно и быстро восстановиться. И при всех текущих превратностях Средний Восток никогда не терял своей роли фундаментальной основы цивилизации.
Достижение нового общественного и экономического уровня, обеспечивающего существование специалистов-ремесленников, на всем пространстве плодородных земель Среднего Востока представляло собой одно из главных достижений в истории человечества. В III тыс. до н. э. цивилизация была невозможна в землях, орошаемых только дождями. Затем цивилизация стала распространяться из мелиорированных речных долин, но в землях, где невозможно было наладить орошение, она оставалась хрупким и слабо укоренившимся растением, всегда зависящим от сиюминутной концентрации богатства в руках малого числа правителей, помещиков или купцов. Но в I тыс. до н. э. падение какого-либо из политических режимов, исчезновение той или иной группы культурных помещиков или нарушение сложившейся сети дальней торговли больше не грозили исчезновением городской жизни, а с ней — ослаблением экономической специализации и сложной социальной структуры, необходимых для прочной цивилизации. Цивилизация укоренилась на Среднем Востоке, наконец полностью приспособившись к землям с дождевым увлажнением.
Рыночная экономика, проникшая в деревни Среднего Востока, действовала на различных уровнях. В основе лежал местный товарообмен между простыми ремесленниками и крестьянами. На втором уровне стояли ремесленники и торговцы многочисленных провинциальных городов, которые служили местным землевладельцам, жрецам, сановникам, снабжая их товарами местного производства и случайно завезенными предметами роскоши. На вершине находились несколько коммерческих и производственных центров, чья сеть торговых взаимоотношений распространялась по всему цивилизованному миру и за его пределы.
В центре этой сети лежали города Месопотамии, связанные друг с другом и с портами караванными путями, которые ассирийское и персидское правительство часто улучшало, делая из них постоянные дороги. Вавилон был величайшей метрополией региона, но и многие другие древние городские центры Месопотамии в I тыс. до н. э. продолжали процветать. При касситском и ассирийском правлении некоторые из них обладали царскими жалованными грамотами, гарантировавшими значительную автономию и разнообразные привилегии, распространявшиеся даже на земли за пределами их городских стен. Горожане, например, были полностью освобождены от службы в армии Ассирии, а местные городские собрания и жрецы продолжали управлять делами городов без значительного вмешательства имперских чиновников. Даже после включения в Ассирийскую, а затем в Персидскую империю такие сообщества оставались практически лишь зависимыми городами-государствами, данниками, свободными от обычной провинциальной администрации.
Другие крупные города, также имевшие дарованные имперским правительством привилегии, существовали по всем направлениям от древнего месопотамского центра. Пока стояла Ассирийская империя, ее столицы Ашшур и Ниневия были важными местами торговли и ремесел. Дамаск в Сирии стал крупным перевалочным пунктом на пути между Финикией и Вавилоном; и Кархемыш дальше на север от верхнего течения Евфрата играл ту же роль в торговле с Анатолией. На юго-востоке Сузы уже были важным торговым городом задолго до того, как стали столицей Персидской империи, хотя другие персидские города, такие как Эктабаны, Пасаргады и Персеполис, кажется, представляли собой не более чем административные центры. То же справедливо и для многих городов внутренней Анатолии, хотя Сарды, столица Лидии, были известны не только как коммерческий и ремесленный центр, но и как крепость и дворцовый город. Вдоль побережья Анатолии многие торговые города расцвели после 900 г. до н. э., и полтора столетия спустя торговля приобрела важное значение по другую сторону Эгейского моря, в материковой Греции.