Воскресный роман

Светлая et Jk

Он отпустил ее. Но не отступил, продолжая стоять очень близко. Пытался совладать с дыханием. И надеялся на то, что выглядит хотя бы вполовину не таким потрясенным, каким себя чувствует. За три воскресенья она стала для него кем-то самым важным. Этого он не ждал. Но случившееся ему нравилось тоже.

– Пойдем в зал, - охрипшим голосом прошептал Кир.

Они вернулись на свои места. Началось второе действие. Новицкий продолжал отжигать. В окне по-прежнему висело бездыханное тело. Но Лера воспринимала все, как мультфильм с отключенным звуком. В ее голове

звучал один-единственный вопрос: почему Вересов к ней прицепился? Зачем которое воскресенье подряд он издевается над ней? Она тоже хороша – нужно уметь отказываться. Но он проявлял дурацкую настойчивость, которая озадачивала.

Кирилл Вересов никогда ничего не делал без причины. Он знал собственную выгоду всегда и во всем.

А люди не меняются.

Но вот именно сейчас, в это самое «люди не меняются» странным образом не вписывалось то, что он крепко держал ее за руку все второе отделение и не позволял ей отнять ладонь. Его пальцы, едва касаясь, легко чертили дорожки на ее коже – нежно и вместе с тем уверенно. Но теперь уже он сам смотрел на сцену и даже смеялся со всеми – будто бы отпустил себя и позволил себе наслаждаться происходящим.

К окончанию спектакля Лера, набравшись решимости, отняла руку. Потом были аплодисменты, поклоны. Кирилл, смирившись с участью, пошел вручать цветы Новицкому – сам обещал.

– Видал я актеров и похуже, - хохотнул он, оказавшись возле Дрона.

– С каких пор Валерик тебе приходится сестрой? – проигнорировав его замечание, полюбопытствовал Новицкий.

– Машка мала еще для таких спектаклей, - отмахнулся Кир.

– А у тебя вариантов других не было?

– Зат-кнись и нюхай цветочки, - он сунул другу букет в руки.

– Значит, не было, - отбирая букет, сказал Андрей. – Печалька.

Объяснять Новицкому, что вариантов действительно не было, но совсем не в том смысле, в котором тот понял, казалось не очень удобно во время поклона. Потому он развернулся к нему спиной и вернулся к «Валерику», по дороге чуть не налетев на счастливую Варьку, кинувшуюся на шею жениху.

– Тили-тили-тесто! – проворчал Кир с улыбкой.

– И не говори! – хохотнула Кудинова, нарисовавшаяся рядом. – Может, в какой клуб закатиться, отметить премьеру? Ты как?

– А где Аркадий? – живо спросил Вересов, едва поборов желание сразу послать ее подальше.

– Домой поехал. Предоставив молодежи развлекаться, - Карина подхватила его под руку. – У него режим.

– Прости, у меня тоже режим. Спокойной ночи, малыши! И в люлю, - рассмеялся Вересов и осторожно освободился из цепких кудиновских лапок, резко повернулся и столкнулся почти носом к носу с Лерой. – Пошли в гардероб!

– Пошли, - согласилась Лера, сделав вид, что ничего не заметила. – Хороший спектакль. И Андрей молодец.

– Андрей – всегда молодец! – вдруг раздалось им вслед очаровательное Каринкино шипение. Потом она затопала каблучками куда-то в сторону. И Кирилл облегченно выдохнул:

– Надеюсь, это ее последнее явление хотя бы на сегодня. Давай провожу все-таки?

–

Спасибо, Кирилл. Но я доеду на такси, - твердо ответила Лера, понимая, что боится оставаться долго с ним наедине. А он вдруг и сам это понял. Страх так отчетливо читался в ее глазах, что уверенность и твердость в голосе совсем не могли его скрыть. Она старалась. Но еще неизвестно, кто здесь лучший актер. Митрофанушка или Новицкий.

– Хорошо, - сдержанно ответил Вересов. – Но учти, в следующий раз не отмажешься.

– Зачем тебе это нужно? – спросила она, посмотрев ему прямо в глаза.

– Ты мне нравишься.

Лера не нашлась, что ответить.

Уже привычно сунула руки в рукава дубленки, которую держал Кирилл, и с удовольствием вдохнула холодный воздух, когда они оказались на улице. Он вышел следом. Довел до стоянки такси. А там снова – утверждая свое право это делать – поцеловал на прощание, крепко прижимая к себе.

– Пока, Кирилл, - выдохнула Лера и быстро села в машину, чувствуя себя неопытной влюбленной школьницей. Впрочем, такой она и была, несмотря на свои двадцать пять лет.

А он еще долго смотрел вслед отъехавшей машине и глупо улыбался.

Странный вечер. Даже более чем странный. Похожий на маятник. Его шатало от состояния высокоградусной раздраженности до абсолютной нежности, что никогда не было ему свойственно. Самое сильное чувство, испытанное им за четверть века своего победоносного шествия по планете, случилось в одиннадцатом классе, когда он втюхался в собственную классную и устроил всем по этому случаю веселую жизнь. С тех пор ничего не перекрыло.

Несколько последующих увлечений произошли уже в университете и скорее походили на секс по дружбе, чем на реальную влюбленность. «Кудиновы» не в счет. Они ему приелись быстро, а по своему характеру он был склонен к какому-никакому, но постоянству в отношениях. Тем же объяснялось и то, что друзей у него было не так уже и много, и по сути никого роднее, чем один-единственный Дрон. Остальное он перерос довольно быстро. И к двадцати пяти годам обнаружил, что не так и страдает от одиночества, как ему представлялось еще пяток лет назад. А может быть, он был еще и слишком ленив для того, чтобы окружать себя толпой. Но комфорт все же действительно достигался исключительно в крайне тесном кругу самых близких людей.

И как-то так вышло, что в этом кругу в одно мгновение оказалась Митрофанушка. Еще тогда, на памятной встрече выпускников две недели назад. Сразу ведь почувствовал. В одно мгновение. Просто тогда еще не понял. А сейчас стало ясно – он хочет, чтобы она была рядом. Впервые в жизни он хочет кого-то рядом с собой – всегда.

В Зазимье добирался на такси. Костюмный пиджак и букет цветов мотоцикла не предполагали.

Было еще не слишком поздно, но дома стояла тишина, вопреки тому, что он сам уже привык – у отца тихо не бывает. Особенно по воскресеньям. Но Вересов-старший вполне мог взять Марину за шкирку и слинять с ней куда-нибудь на вечер. Может быть, даже к Закревским – мириться.