Воскресный роман
Шрифт:
– Приятного аппетита! – сказал Вересов-старший и приступил к поглощению солянки.
– Спасибо, - Кирилл последовал его примеру, но до конца не выдержал. Выдал напоследок: - А как оно вообще – с одной женщиной все время жить?
– Интересно.
– И не надоедает?
– При условии, что ты хочешь все время жить именно с этой одной женщиной, - нет.
– Ясно. Тогда Горелов был неправ.
– Тебе ли не знать, что люди иногда совершают поступки… не подумав о последствиях? – Максим Олегович внимательно посмотрел на сына. Кирилл тоже некоторое время смотрел на отца. А потом заржал:
–
– Считаешь это поводом для гордости?
– Нет… Считаю это одной из норм жизни, с которой трудно мириться. И если бы я мог что-то изменить, я бы изменил.
– Размышляешь над моральной революцией? – снова спросил отец.
– В данном случае я о локальном – над одним козлом, который оговорил будущую мачеху… и, если начистоту, то совершил еще несколько гадостей, о которых жалеет.
– Если жалеешь – не все потеряно.
– Жалею, - медленно ответил Кирилл. – Правда, жалею… Почти с самого начала пожалел – не так уж приятно чувствовать себя сволочью.
Так же медленно, как говорил, он вдруг начал понимать еще одно, очень простое, но до этого дня ни разу не озвученное. Сволочью он был и для Митрофанушки. Она его любила. Он любил себя. И ничего не мешало ему ею пользоваться. Нет, не в общепринятом смысле! Но все-таки пользоваться. И об этом теперь он жалел тоже.
– Я рад, что ты сделал именно такие выводы, - проговорил Вересов-старший.
– Это ты меня сейчас хвалишь?
– Это ты сейчас выражаешь сомнение?
– Я совсем дебилом выгляжу в качестве оппонента? – резко выдал Кир.
– Нет, - спокойно ответил отец.
– Спасибо.
Этот разговор оказался неожиданно важным и неожиданно своевременным. После него позвонить Митрофанушке засвербело еще сильнее. Вопрос был лишь в том, нужен ли этот звонок. Ей нужен?
Впрочем, выход нашелся сам.
В субботу по доброй традиции и обязанности, вмененной ему отцом, он сидел с Машкой, пока они с Маринкой укатили на целый день на какую-то презентацию какой-то книги какой-то очень известной писательницы. Машка вела себя почти прилично. Старательно делала английский, но математику в очередной раз свалила на Кира.
А после обеда позвонил Новицкий – традиционно внезапный и бурный, как горный ручей.
– Ну и как оно там в лоне родной семьи? – вместо приветствия выдал он.
– Кормят, поят, сказку на ночь читают. Завидуй.
– Чему? Что тебя сказками кормят? – благодушно заржал Андрей.
– Дурак, - легко выдохнул Кир и заржал в ответ. – Если бы тебя сказками про Рапунцель кормила восьмилетняя сестра, ты б понял.
– Сестрааа, - многозначительно протянул Новицкий и почти серьезно сказал: - Ну вот с сестрой и приходи на спектакль. Приглашаю. У меня премьера.
– Когда?
– Завтра в семь.
– Пятый зайчик в третьем ряду?
– А тебе слабо друга поддержать?
– Да разве ж я отказывался? – хохотнул Кир. – Пригласительный на два лица. Букет и овации гарантирую.
– Можно без букета. Пригласительный будет в кассе. Театр «Маховик».
– Чего? – офигел Кир, разом растеряв весь свой сарказм.
– Пригласительный, говорю, в кассе заберешь. На твое имя будет.
– Повтори, че за театр, чудик!
– «Маховик»…
– Ты ж говорил ТЮЗ!
–
– То есть… с ушками и хвостиком я тебя не увижу?
– Перебьешься!
Кирилл почесал затылок и мимолетно подумал о том, что все-таки еще вопрос, кто из них больший клоун. А потом совершенно серьезно выдал:
– Варвара с твоими будет?
– Разумеется, - так же серьезно ответил Андрей.
– Завтра в семь, «Маховик». Пригласительный в кассе. Будем без опозданий, обещаю!
Новицкий пробурчал что-то невразумительное и отключился. А Вересов замер в сложном положении, ощущая себя сплошным вопросительным знаком, перед очередной дилеммой. С Машкой в театр – перспектива заманчивая, конечно. Если бы не одно но. В театр он хотел с Митрофанушкой. И даже тот факт, что он самому себе дал слово ни в коем случае ей не звонить, в чем он уже успел несколько раз усомниться в течение этой недели, сейчас оказался под еще бо?льшим сомнением. Это нецелесообразно. Она ему нравилась. Стоило это признать. Нравилась настолько, что мириться с ее нежеланием целоваться с ним он не намеревался, несмотря на собственные принципы никогда не настаивать, если женщина не хочет.
С другой стороны, так ли она не хотела? Его щека все еще помнила ее оплеуху. А губы помнили, как дрогнули ее губы. Что это было такое, а? И надо ли с этим разбираться?
Баба-ребус.
Промучившись почти до ужина, Кирилл все-таки не выдержал. Закрылся в своей комнате, погипнотизировал телефон какое-то время. И набрал ее номер, вслушиваясь в длинные гудки.
Трубку Митрофанушка не брала. А что удивительного? Какими бы ни были причины того, что она посвятила ему два воскресенья, ясно дала понять – на романтику не настроена. Оно ей даром не надо. Вот тут-то не выдержал. Скрежетнул зубами. Почувствовал дурацкое ощущение, что его где-то провели. И решил сделать паузу в пятнадцать минут. Перед тем, как звонить снова. И звонить до тех пор, пока Митрофанушка не примет вызов!
А через четырнадцать с половиной минут его телефон резко затрезвонил.
– Привет! – поздоровалась Лера будничным тоном.
– Вечер добрый! – а вот голос Кирилла звучал растерянно, что ему и самому не нравилось. – Прости, что достаю… не отвлекаю?
– Нет. Ты что-то хотел?
– Дело на миллион… Есть пригласительный на два лица в «Маховик»… Что за спектакль – понятия не имею, но у Новицкого премьера… Я подумал, может, мы… ну в смысле ты захочешь со мной… сходить?
Когда он стал заикаться, Кирилл затруднялся ответить. Позднее, возможно, рассудил бы, что с тех пор, как получил по морде от Митрофанушки. Но сейчас было не до того. Сейчас он напряженно вслушивался в ее дыхание на другом конце.
Там долго молчали. Потом Лера все же заговорила:
– У меня на завтра были другие планы.
Теперь настала его очередь молчать. Правда, не так долго. Вересов потер лоб и упрямо продолжил свое:
– Это в семь вечера. Не днем… в смысле… Может, освободишься?
– Это не очень удобно… - тихо проговорила Лера.
– Не очень или совсем? – хмыкнул Кир.
– Я совсем не представляю себя на премьере Новицкого.
– Думаешь, я себя представляю? Но ему это важно, он позвал… На два лица – я хотел с тобой.