Восьмая тайна моря
Шрифт:
Парыгин любил, когда природа устраивала такой трамтарарам. На Амуре в непогоду он, часто выезжал на лодке на середину реки и, отчаянно борясь с волнами, кричал и пел от неуемной радости. Вот и сейчас его охватило такoe же чувство. Он сунул ведро под мышку и принялся колотить по нему кулаком, словно опьянев от полноты чувств. Со стороны его могли принять за подвыпившего гуляку: куртка нараспашку, фуражка на затылке, глаза горят.
За спиной гудел океан. А в глубине океана тихо. Жизнь там сейчас замерла, как замирает улица в грозу. Рыбы из прибрежных районов ушли
Что делают сейчас киты — Парыгин не знал, он ни разу с ними не встречался. А надо бы встретиться и вручить главе китового государства верительные грамоты посла отважного племени подводных пловцов.
— Надо бы, надо бы, — пропел Парыгин.
Вдруг рядом выросла фигура Тани.
— Максим, вы пьяны?
— Пьян, Таня! Вдрызг пьян от счастья, — засмеялся Парыгин и обнял ее.
— Сумасшедший! Увидят…
— Пусть глядит весь мир — подводный, надводный, космический.
Ее глаза сияли.
Пока Таня и Парыгин добирались до поселка, океан разгулялся вовсю.
Островитяне кучей стояли на берегу: в океане, борясь со шквальным ветром, захлестываемая волнами, под полными парусами без рифов шла яхта.
— Его отчаянна человега, — сказал Мика Савельев. Трубку он не выпускал изо рта.
— Хотя бы рифы взял, — с досадой и волнением пробормотал старшина катера, он же предместкома, организатор культпохода на остров Туманов. Вдруг старшина оглянулся и взмахнул кулаком. — Смотрите, смотрите…
Яхту шквалом повалило так, что паруса захлопали по воде.
— Его пошел акулу корми, — невозмутимо прокомментировал Мика Савельев. — Хорошая лодка пропадай.
Островитяне замерли. Но паруса вдруг взметнулись но ветру, и яхта выпрямилась. Все вздохнули с облегчением.
— Молодец! Вовремя паруса развернул, а то бы оверкиль! обрадовался Парыгин. — Кто это?
— Холостов, — ответила Таня.
Паруса подобрали. Видно было, как пловец стал подбирать рифы. Яхта, снова набрав ход, ловко выполнила поворот и пошла другим галсом, приближаясь к острову.
Чигорин встревоженно наблюдал за маневрами яхты, бормоча сквозь зубы ругательства. Паруса порывами ветpa пригибало к самым волнам. Казалось, яхта вот-вот перевернется.
— За каким лешим он пустился в это путешествие?
— Его всегда шторма ходи, — заявил Савельев. — Такой человега.
— Пока пугаться нечего. У яхтсмена верный глаз и твердая рука, — сказал Парыгин. — Только как он пристанет к берегу?
Холостов, мокрый с головы до ног, стоял на корме и смеялся.
«Отчаянный», — решил Парыгин.
Яхта опять сменила галс. Волна подхватила ее и вынесла на берег. Холостов спрыгнул на землю и помог сойти единственному своему пассажиру, укутанному с ног до головы в плащ-палатку.
— Принимайте новую птичку, — сказал Холостов и сбросил с пассажира
— Панна! — воскликнула Таня, устремляясь навстречу подруге.
Островитяне поздравляли Холостова. Он сиял. Актер нашел восторженных зрителей! Кажется, он действительно считал себя сверхчеловеком, полубогом. Посмеиваясь и небрежно рассказывая о своем плавании, он все время косился: какое впечатление производит его рассказ на присутствующих? Наконец он удостоил взглядом Парыгина:
— Вот когда по-настоящему понимаешь вкус жизни! Ты еще не уехал, мальчуган?
— Как видите. Почему вы обращаетесь ко мне на «ты»?
— «Вы» отдаляет людей. А мы так славно спорили в самолете. — Холостов взял флягу, висевшую на боку, отпил несколько глотков.
— Я и не ищу близости с вами, — пожал плечами Парыгин.
— Жаль. Не правда ли, Таня?
— На «ты» говорят с близкими.
— Открыла Америку! — Холостов повернулся к Парыгину. — А ты что скажешь о моем плавании?
— Отдаю должное. Блеснули. И рисковали неразумно.
— За эти слова я согласен и на «вы». Всегда разумно то, что я делаю. А делаю я то, что мне полезно в данную минуту.
— Примитивный прагматизм.
— Сразу же и ярлычок нашли, философ? Беда нашего века, Холостов обернулся к Тане. — А как поживает ваш Философ? Он не стал еще добычей черной акулы?
— Нет, — сухо ответила Таня.
Все направились в столовую.
Подруги переоделись.
— Я готова, — сказала Таня.
— И я, — отозвалась Панна.
Они опять сошлись у зеркала. Теперь их было четверо. Четверо придирчиво осматривали друг друга. Четверо поправили волосы, засмеялись и разошлись. Двое в зеркале растаяли, двое остались в комнате.
— Таня, я страшная трусиха, — сказала Панна.
— Раз признаешься, значит — не трусиха. Но как ты решилась отправиться в плавание в такую погоду? И почему на яхте Холостова? Вообще, какой ветер занес тебя в наши края?
— Вот слушай. Прилетели мы с папой на остров Туманов. У него сразу же нашлись какие-то дела. Говорю ему: хочу к Тане. Подожди, говорит, уедешь на попутном катере. Пошла в порт — мне показывают на штормовой сигнал. Вернулась в кабинет директора рыбокомбината. Папа убеждает: ничего не поделаешь, шторм, судам запрещено выходить в море. А этот веселый человек: «Я вас доставлю на остров Семи Ветров». Ты его знаешь?
Таня кивнула:
— Дальше.
— Дальше? Я обрадовалась. Говорю: поехали. Тут как все набросятся: куда, мол, в такую погоду? Директор комбината: «Александр Федорович — отличный моряк». А он спрашивает: «Согласны?» Я: «Согласна». Папа сдался. Я не знала, что пойдем на яхте. Но отступать уже было поздно. Не люблю отступать. Да и парусный спорт не новинка для меня. Я села на шкоты. Пошли правым галсом. Вдруг шквал… Как ты назвала его, Холостов? Я спрашиваю его: «Травить шкоты?» Молчит и так странно смотрит на меня. Я испугалась и бросила шкот. Ветром парус рвануло и мокрым шкотом хлестнуло Холостова по груди. Он свалился с банки. Я закричала. Он поднялся. Хохочет. Опять взялся за руль. Перевалили линию ветра… И вот я здесь.