Восьмой поверенный
Шрифт:
— Сначала скажи, что мне делать с этим, а потом я буду полчаса извиняться перед тобой, — сказал поверенный спустя несколько минут, вылезая из каюты с отяжелевшим горшком в руках.
— Подожди, я сейчас перейду на нос, а ты вылей все за корму и хорошенько промой его в море.
Синиша послушался, но едва он опустил горшок в воду, как эмалированная ручка выскользнула у него из пальцев, и море забрало ночную вазу себе в качестве сувенира. Он наблюдал за тем, как она качается на волнах, как море медленно наполняет ее своей водой и, наконец, как она тонет в его пучине. Навряд ли это было
— Не расстраивайся, я одолжу тебе свой, пока не привезут новый из Италии, — утешая его, сказал Тонино и положил руку ему на плечо.
Синиша недоверчиво покачал головой.
— Отлично, — сказал он, улыбнувшись, потом выпрямился и посмотрел в лицо Тонино: — Ты мой верный оруженосец, поэтому я, как настоящий рыцарь, которому дорога его честь, должен попросить у тебя прощения. Я вел себя как последняя тварь. И я действительно, ну это, сожалею о случившемся.
— Не переживай, дорогой поверенный, я тебя уже простил.
— Но знаешь, ты мог сразу сказать о горшке и всего этого цирка не было бы.
— Если ты воскресишь в памяти то, как любезно ты со мной разговаривал, то, пожалуй, признаешь, что и сам бы мне его не дал, если бы я вот так себя вел. Представь, что я первый начал поносить твой телефон: разве ты упустил бы случай отплатить мне, сказав что-нибудь неприятное в адрес «Аделины»?
— Угу, — признал Синиша. — Ну да, сорри.
Тонино примирительно закивал.
— Кстати, а где ты нашел мобильник? Где я его забыл?
— Все просто. Утром, когда я понял, что ты не собираешься совершать дома свои утренние ритуалы: пить кофе и, хм, все остальное, я поднялся в твою комнату, чтобы взять ночную вазу. Мобильник лежал на рабочем столе. Вот.
— Хорошо, ты мог мне его сразу отдать.
— Хе-хе, честно сказать, мне хотелось слегка тебя потомить, как говорят, на медленном огне. Подчеркиваю, на медленном, а не на таком, какой бушевал внутри тебя давеча.
— Какое-то у тебя сегодня слишком игривое настроение. Сначала будильник в тарелке, потом горшок, потом мой мобильник…
— Прости, пожалуйста, это все волнение перед дорогой. Я всегда нервничаю, когда куда-то еду.
— Волнение перед дорогой… — улыбнувшись, Синиша посмотрел на него, как на ребенка, потом вдруг посерьезнел и задумался. Волнение перед дорогой, как давно он его не ощущал!
— Да-а, как говорят немцы, райзефибер… — вновь заулыбался поверенный. — Слушай, я хочу тебя кое о чем спросить, что меня уже давно интересует… Но все было как-то неудобно, что ли…
— Конечно, спрашивай.
— Как так вышло, что ты никогда… Я хочу сказать, ведь все третичане так или иначе побывали в Австралии, правильно?
— Все до одного, за исключением меня и моего отца.
— Вот. Почему же вы со стариком там никогда не были? Ну или даже фиг с ней, с Австралией, как так вышло, что ты ни разу никуда не выезжал с Третича, не пытался куда-нибудь вырваться?
Тонино задумался. «Аделина» тихонько
— Это… — начал Тонино, потом улыбнулся и замолчал. На его лице отобразилось напряжение, как будто он сдерживал в себе слова, готовые вывалиться на палубу катера.
— Будучи мальчишкой, я прожил несколько незабываемых месяцев на Вториче, в той самой семье, где для меня теперь собирают газеты. Я начал ходить в старшую школу, но в один прекрасный день за мной приехал отец, забрал меня из школы и вернулся со мной на Третич. Потом, после смерти мамы, он стал еще более строгим и требовательным. Однажды ночью я тайком залез на «Аделину», добрался до Вторича и сел на паром. Но потом на борту я испытал череду таких страшных унижений, таких издевательств и насмешек, что соскочил с парома, едва он пристал в порту Первича.
— А куда ты хотел сбежать?
— Не знаю, куда угодно. Но я так разволновался и испугался, что решил вернуться. Несколько месяцев спустя, пока я набирался мужества для нового побега, в порту случился несчастный случай: отец упал с «Аделины», после чего стал инвалидом. И я остался с ним.
— Понятно, а что было на пароме? Кто там тебя так достал, что вообще произошло?
Тонино зажмурился и сильно сжал зубы, потом открыл глаза и улыбнулся:
— Об этом я тебе обязательно расскажу, но не сейчас. Мне кажется, что в данный момент гораздо важнее, чтобы ты вышел на связь с Загребом. Разве не для этого мы затеяли наше путешествие? Нет смысла тратить время на пустяки.
Синиша просиял:
— Знаешь что? Будь ты женщиной, я бы тебя расцеловал.
Он похлопал кормчего по спине и быстро спустился в каюту.
* * *
С:/Мои документы/ЛИЧНОЕ/Жельке
Пушистая моя перепелочка!
Даже если бы я тогда действительно накачался наркотой, а та украинка насиловала меня самыми изощренными садо-мазо способами, такого наказания я не заслужил. Правда! Ты не можешь себе представить, какое безумие здесь творится. Вокруг одни старые психи, которые бормочут на каком-то непонятном диалекте, а выборы им на фиг не сдались. Они трахают мне мозги везде, куда бы я ни пошел. Еще у меня есть переводчик — это вообще вещь в себе. Мобильник не ловит сигнал, я могу засунуть его себе в задницу вместе с компьютером и электронной почтой. Именно поэтому я тебе не писал, хотя очень хотел, ты не представляешь сколько раз!
Я скучаю по тебе, моя плюшевая девочка, я без тебя как булочка без масла. Только сейчас я понял, как хорошо мы сочетаемся в нашей интерлюдии, не говоря уже о прелюдии.
Возможно, я когда-нибудь буду жалеть, что написал это, впрочем, never mind… Иногда я представляю тебя в виде картины над столом в моем кабинете: всю тебя, голую — ты лежишь передо мной, а я медленно начинаю легко водить пальцем вокруг твоего пупка, слышу твой голос, вижу, как вздымаются твои груди, как выступают твои подвздошные косточки… Не знаю, что я скажу, если кто-нибудь из местных спросит, что означает этот выцарапанный кружок над моим столом.