Восточный проект
Шрифт:
Пока стояли и размышляли, Грач догадался позвонить Грязнову и доложить о происшествии. Вячеслав Иванович недолго думал. Попросил передать трубку Насте и сказал уже ей:
— Это, я полагаю, Настена, тебе первый горячий привет от твоего вчерашнего партнера по танцам. Помнишь наш вечерний разговор? Они наверняка были уверены, что в сумке у тебя фотокамера. А она у меня, и я только что передал все отснятые тобой материалы в Москву. Ждем ответа. Я сейчас еду в аэропорт. Что у тебя в сумке-то еще было ценного? Документы? Командировочные?
— Нет, одно служебное. Паспорт и деньги я специально
— Ну и черт с ним, со служебным, другое выпишем. Не бери в голову. Да, слушай, я Галку не «на яму» послал, а туда, к вам, она с медсестрами поработает, пока ты Гараниным будешь заниматься. Не переживай, желаю удачи. Вот увидишь, результат будет, как мы с Саней и предсказывали. А Грачу можешь передать, чтоб он клюв не раскрывал зря, еще раз так проколется, уволю.
Самолично услышав последнюю фразу — слышимость у трубки была хорошая, — Вениамин стал было перед Настей оправдываться, но та и не думала волноваться и успокоила своего защитника, предложив потом проехаться, посмотреть, может, где-нибудь ее сумка уже валяется, ведь в ней нет ничего такого, что представляло бы для кого-нибудь интерес.
На этом, Настя полагала, мытарства ее на сегодня практически закончились. Работа предстояла муторная, наверняка опять объявятся любопытные «санитары», но в дверях прозекторской каменно застыл Вениамин Грач в расстегнутой и сдвинутой на спину куртке, из-под которой красиво просматривалась рукоятка пистолета в кобуре, висящей у него под мышкой на кожаной сбруе. И таким образом любопытство местных санитаров должно было бы резко ограничиться.
Но позже случилось как бы неожиданное. В морге появился высокий, здоровый мужик кавказского типа, который подошел к Грачу и, узнав, что судебный медик Масловская находится внутри прозекторской, потребовал, чтобы охранник пропустил его к ней. По личному делу. Вениамин стоял камнем. Он приоткрыл дверь и сказал Насте, что ее тут кто-то спрашивает.
— Как назвать? — спросил он у мужика.
— Скажи, Рауль, она знает. — Руки мужчина держал за спиной.
Вениамин повторил. Настя обернулась и ответила:
— Пошли его к черту, он мешает.
Рауль услышал и попытался отодвинуть Грача.
— Уйди, я сам скажу.
— Не велено, — философски заметил Грач. — Отдыхай, мужик.
— Мне что, — медленно заговорил Рауль угрожающим тоном, — своих ребят вызвать, чтоб тебя вежливости научили, салага?
— А мне приказано вызывать в таких ситуациях спецназ. Есть вопросы? Нет вопросов.
— Ладно, давай без базара, скажи доктору, документ ее нашел, — мирным тоном проговорил Рауль и показал коричневую сумку, которую до того держал за спиной. — Я заглянул, проверил — ее, Масловской.
Грач посмотрел на него и хмыкнул. Значит, как раз об этом человеке и говорил ему недавно Грязнов, предостерегая, что именно его и надо опасаться в первую очередь. А он тут как тут!
— Анастасия Сергеевна, — крикнул Веня, снова приоткрыв дверь, — ваша сумка неожиданно нашлась! — И уже Раулю добавил: — Надо же, какая счастливая случайность! И далеко от больницы валялась? Не за углом?
— Недалеко, — презрительно процедил Рауль, явно не желая продолжать с охранником разговор.
Вышла Настя, не снимая перчаток
— Возьмите ее, Вениамин, и поглядите, ничего там не украли?.. А вы, значит, ехали себе, ехали, глядите, а на дороге сумка валяется знакомая, да? Заглянули внутрь, а там удостоверение на мое имя, верно?
— Примерно так и было, только не на дороге, а у забора, — ответил Рауль и, не глядя, сунул сумку в руки Грача. — Так не надо помочь? Кого на этот раз потрошим?
— Веня, ну что там? — не обращая внимания на Рауля, спросила Настя. — Инструменты есть? Давайте их сюда. Сигареты? Зажигалка? Удостоверение? Все на месте? Странный грабитель, да? И зачем было сумку отнимать?
— Мне тоже так показалось, — ответил Грач.
— Ну и слава богу. Я вас не поблагодарила, Рауль? Спасибо за двойную заботу.
— В каком смысле? — набычился тот.
— Не понимаете? Ну и прекрасно, крепче спать будете. Веня, закройте дверь и никого не пускайте…
А Галя Романова в это самое время пыталась наладить нормальные отношения с медсестрой Калининой, которая никак не хотела идти на контакт. Сперва она говорила, что у нее нет времени, потом заявила, что ничего о Гаранине не знает, даже фамилии такой не слышала. Тогда Галя, уличив ее во лжи, мягко сказала, что зря девушка сильно усложняет себе дальнейшую жизнь, ибо то, что Гаранин умер именно в ее смену, зафиксировано в журнале дежурств. А за отказ свидетеля от дачи показаний в деле, связанном со смертью человека, этому самому свидетелю могут грозить крупные неприятности по признакам статьи 308 Уголовного кодекса, предусматривающей арест виновного на срок до трех месяцев.
Медсестра откровенно струхнула, не выдержала спокойного и аргументированного тона. Но на всякий случай предупредила, что с детства страдает забывчивостью. Особенно в тех случаях, когда тебя об этом настоятельно просят совершенно незнакомые тебе люди, да еще и угрожающим тоном.
В принципе, эта милая и симпатичная девушка по имени Регина могла бы больше ничего и не говорить Гале, ситуация была более чем ясной. Но рассказ, тем не менее, не помешал, хотя и не открывал конкретных подробностей и лиц, ловко организовавших «естественную» смерть пострадавшего Гаранина от «внезапного приступа острой сердечной недостаточности».
А было все это так. Пациента с сильными ожогами в нижней части туловища, особенно пострадали ноги, доставили в приемное отделение где-то в одиннадцать часов дня, впрочем, точное время записано у дежурных. И сразу перевели в реанимацию при хирургии. Собственно, там все и произошло.
Еще в машине, по пути следования с места падения самолета в больницу, этому Гаранину сделали уколы и поставили капельницу. Поэтому прибыл он, можно сказать, в сознании, вернее, возвращался к нему, но так же быстро снова впадал в беспамятство. Он что-то быстро говорил, то есть, скорее, шептал, но этот шепот его был больше похож на бред. Да так оно, наверное, и было, поскольку у него температура поднялась почти до сорока, и он метался в жару, сам сильно обожженный.