Вот и я, Люба!
Шрифт:
– Как же хорошо, Любушка, - на выдохе произносит Степушка и добавляет, - вот оно счастье, милая, остальное все сейчас пустое!
Мы медленно и страстно, долго и в разных позах, дарим друг другу нежность. Выбившаяся без сил, но совершенно счастливая, падаю на мужскую грудь, целую её и перебираю густую поросль.
– Любаш, может мне завтра с тобой остаться? Чувствую, ожидаются большие разборки, - шепчет в мою макушку Степа.
– Нет, - отвечаю категоричным тоном, - пусть наши отношения пока остаются на уровне домыслов. Мне не нужен сейчас лишний повод для скандала. Я и так немного переживаю, что слишком большое количество людей тебя видело. Ну, здесь уже Димка с Мишкой выход нашли, обозначив
– Нет, нехорошо, Люба. Совсем нехорошо. Во-первых, я не привык, чтобы мою женщину обижали. Во-вторых, привык сам решать вопросы своей женщины. В-третьих, не могу я находиться от тебя на расстоянии. Ты мне, любовь моя, теперь нужна, как воздух. Понимаешь?! Я хочу быть рядом с тобой максимально каждую минуту. Можно мне хоть ночью приезжать к тебе тайком?
– шепчет Степушка.
– Да, и давай я тебе подгоню очень козырного адвоката?
– Про адвоката, Степушка, мысль хорошая. Ты его номер телефона дай Мише. Пусть они в тандеме работают. В остальном, милый, давай договоримся так, как только немного все прояснится, а это поверь мне случится буквально на днях, я сразу тебе напишу. Хорошо?!
– произношу, засыпая.
Практически на рассвете меня будит звонок будильника. Поднимаю мужчину. Мы вместе пьём чай с бутербродами, и я провожаю Степушку.
Прощаясь, он все время шепчет мне о своей любви. Знаю, что хочет услышать от меня алаверды, но к стыду своему я совсем не привыкла произносить это слово.
Раньше, в самой юности, о своей любви Толяну я говорила часто, а потом засунула это чувство свое прекрасное в то место, на которое мне мой муж указывал при любом удобном случае.
– Ты, Любка, ебнутая на всю голову! Тебе мамка моя сколько раз говорила, что надо идти в школу работать, а не рожу свою дворянскую корчить. Конечно же, ты же у нас лучшая выпускница курса. Претит тебе школа поселковая и люди простые. В столице жить нужно. Жопу на кафедре свою просиживать, да еблом в универе торговать. Чем торговать-то? Ты в зеркало на себя давно смотрела? Мырма зачуханская, - зло шипит мне ночью муж на мои слова о том, что я приняла решение остаться работать в универе.
– И не надо мне про свою любовь тут втирать, можешь ее в жопу свою засунуть.
Моё решение начать заниматься свиноводством вызвало не просто шквал возмущения, а целый торнадо. Толян орал и изрыгал проклятия мне в лицо несколько часов.
– Толик, зачем ты так нервничаешь. Я точно знаю, что это дело прибыльное. Люди всегда хотят есть. Мясо продается хорошо. Свинки сами себя будут окупать. Я только немного опыта поднаберусь на ферме и уйду в самостоятельное "плавание", - пытаюсь смягчить известие о том, что ушла с кафедры и буду заниматься свинками, опускаю уже то, что продажа мяса - это сопутствующая деятельность, а основное разведение племенных пород.
– Толь, просто некоторое время нужно будет потерпеть. Пока нас бабуля моя поддержит. Она с Катюшей здесь в городе поживет, а мы в посёлке. Толик, я же это делаю для семьи и тебя. Поднакопим денег машину купим, звукозаписывающую студию твою оборудуем. Я же люблю тебя, милый!
– Да, пошла ты куда подальше, свиноматка! О семье она думает. Да, плевать тебе на семью. Ты подумала, вообще, обо мне? Да, надо мной теперь вся округа ржать в голос будет. У Анатолия Гаврика женушка свиньями занимается. БЕЛАЗ Тольки Гаврика - свиномамка, - орёт с красным лицом Толька.
– Пошла на хуй, Любка. Я тут имидж свой по крупицам создаю, чтобы вверх пробиться, а ты мне свинью такую подкладываешь. Засунь в жопу свою любовь, дура ебаная!
Продажу
Ан, нет, все оказалось, намного прозаичнее. Толька просто ждал на подмогу тяжелую артиллерию в лице гаубицы под кодовым именем "Анна Васильевна".
Подоспевшая на разборки свекровь, как и её сынок, на эпитеты и оскорбления не скупилась, благо великий и могучий русский язык располагает широким спектром выражений обсценной лексики.
Видно устав сыпать оскорблениями, а может и, набив на языке мозоль, Анна Васильевна, резко пасует словесный мяч своему Толечке.
– Анатолий, неужели ты и в этот раз с ангельским смирением снесешь очередную подлость этой гадюки?
– страдальчески и с наигранным позерством произносит свекровь моему мужу.
– Ну, скажи что-нибудь своей жене, Анатолий?
– Знаешь, Любка, я все время раньше защищал тебя, а вот теперь вижу, что мама моя совершенно права. Ебанутое ты все же существо. Раз сама кашу заварила, то сама её и расхлебывай. Как, на что и где вы будете жить, мне по хуй. И не надо мне говорить про свою любовь, засунь её в свою толстую жопу, - резюмирует мой муж и выплывает в дверь вместе со своей матерью-гаубицей.
Были ещё два самых памятных мне посыла моей любви в известное мне место. Один из них случился, когда на меня наехали "мальчиши-плохиши".
Даже и не знаю, чем бы все тогда закончилось, если бы эти "стригуны чужого бабла" с цепями как у негров на шеях и руках не попали на наши с мужем внутрисемейные разборки.
Я этих падальщиков сразу заметила в дверях, а Толька нет, потому что он стоял ко мне лицом и орал на меня, как припадочный.
– Ты заебала меня своим бизнесом. Толку ни от тебя, ни от твоих свиней ни хуя. Я не могу арендовать помещение под студию, мне не на что купить себе оборудование для звукозаписи. Машину пора менять, а бабла ебучего как не было, так и нет. Ты мне, блять, сколько раз говорила, что будут деньги, где они. Куда ты бабло деваешь? Все деньги поди спускаешь на детей. Говорил тебе, Любка, на хуя ты рожаешь их. И троих было за глаза. На хуй ты ещё Аньку родила?
– Толь, ну зачем ты так? Дети то в чем виноваты? Дети - они же от любви, Толик, - смотрю на мужа, а у самой от страха, что дети мои могут без матери остаться, сердце кровью обливается.
И в этот момент принимаю решение отдать все "мальчишам-плохишам". Только лишь бы самой детей своих вырастить. Вдруг слышу снова Тольку.
– Да, засунь ты, Любка, свою любовь в свою толстую жопу. Мне от твоей любви проку никакого. Я от твоей любви богаче не стану…
Не успел Толян договорить, как один из парней его поднял за шкирку и, как Буратино, вынес на улицу.
Пока главный мальчуган с увесистой цепью решал со мной вопрос крышевания, его плохиши занимались воспитанием Толика. За что я долго мысленно их благодарила, потому как Толик, пока крыша моя была в силе, забыл как голос на меня повышать.