Вот и я, Люба!

Евгеника Мара

Последний Толькин кандибобер приключился пять лет назад в период свиного гриппа, когда меня от страха за поголовье прошибал пот. Я фактически месяц дневала и ночевала на ферме. Димка ещё учился и помощи у меня совсем никакой не было. За своими свиными заботами совсем забыла про юбилей мужниной матери.

Толька прилетел на ферму, как смерч, орал традиционно с пеной у рта, сыпал оскорблениями, как из рога изобилия. До меня все его гадкие слова доносились, как сквозь вату, потому что я была совершенно уставшей и хворой.

Когда

в очередной раз, причем понимая, мои слова - это пустое, сказала, что все делаю из любви к нему и детям, получила ожидаемый отлуп.

– Да, пошла ты, Любка, на хуй! Мне твоя любовь нужна, как пизде захлопка. Засунь ты эту свою никчемную любовь в жопу, - забрав из моего кошелька всю наличку, ответил мне мой муж, хлопая дверью.

– Любовь Петровна, Любовь Петровна, - из невеселых воспоминаний меня вырывает крик свинарки Маши, которая со всех ног бежит в бокс, где я убираю свиной навоз.
– Там к вам приехали. В офисе сидят ваш муж и ещё женщина пожилая. Я её не знаю. Они оба дюже злые.

– Хорошо, Маш, спасибо, я поняла. Сейчас подойду. Посмотри поилки. Их почистить надо, совсем подзабились сливы. Да, и ещё, глянь кормушки, где скапливается еда, надо все убрать, - даю задание и выхожу из бокса.

Идти в свой офис не спешу, потому как знаю, кто и с какой целью меня ждёт. По дороге начинаю снова думать.

"Так Толян прилетел позавчера. Мне никто не звонил. Значит, обсуждали и решали, вероятно, даже с юристом консультировались. Сейчас для начала будут оба продавливать меня глоткой и оскорблениями," - прокручиваю мысли, тяжело вздыхая.

Сняв спецуху, достаю из кармана свой телефон. Вижу на экране несколько неотвеченных звонков от Степушки.

Решаю для начала ему перезвонить и, поговорив, успокоить свою душу. Не успеваю набрать, как он уже сам звонит.

– Привет, Григорьевич. Нет, все нормально. Бокс чистила. Ага, навоз золотыми ручками. Правда? Приедешь и очистишь все сам собственными руками. Круто. Жду. Платить чем буду? Могу деньгами. Что? Мелкие подачки унижают человеческое достоинство?! Ни фига себе заявочки, - хохочу от души над словами Степана.
– Да, я на это согласна. Договорились. Вечером жду. Позвони только предварительно, чтобы глаз и ушей меньше было. До встречи.

Поговорив со Степаном, с лёгким сердцем иду в свой офис, где меня явно ждут не с распростертыми объятиями.

Захожу внутрь. За столом, как директор сидит Анатолий. В кресле справа Анна Васильевна.

Я молча смотрю на них обоих. Слова приветствия улетучиваются неведомо куда. Не знаю, что видят мои, надеюсь скоро бывшие родственники, на моем лице. Вероятно именно то, о чем тут же говорит моя свекруха, на которую я перевожу взгляд.

– Милый, обрати внимание с каким презрением эта дешёвка смотрит на твою маму. А ведь именно я пожалела и пригрела эту мерзавку на своей груди и из куска говна сделала человека. Толик, мы ей фамилию свою дали, а это дворянское отродье презирает нас и плюёт на нас.

От слов свекрови на меня сначала нападает шок, а потом хохот, который я даже не могу сдержать.

– Браво! Знаете, Анна

Васильевна, впервые в жизни полностью соглана с вашими словами. И еще благодарна вам за понимание! Ей Богу, вы мне оба напоминаете персонажей из сказки "Двенадцать месяцев". Там правда были мать и дочь. Но суть не в этом. Их в сказке превратили в тявкающих собак. Это просто к слову. И так, чем обязана вашему визиту?
– задавая вопрос, понимаю, что сейчас посыпятся оскорбления и маты.

– Любка, тварь - конченная, это что за на хуй? Почему машина моя на ферме твоей ебучей стоит? Почему в моей квартире Анька со своим ебарем живёт? Кто позволял менять коды на воротах дома? С какого это хуя, ты, блядина, маме моей заявила, что я буду жить в их квартире? Да, и мне нужны деньги на звукозаписывающую студию. Договор подписан, а деньги все ещё не перечислены…

Анатолий сыплет до кучи всякий бред. Смотрю на него и улыбаюсь, вероятно, как последняя дура.

Черт, если бы меня сейчас спросили, отчего у меня улыбка до ушей, то мне пришлось бы рассказать, что у меня трусы мокрые, внизу живота приятный жар, грудь отяжелела, и все мои мысли о моем Степашечке и страстной ночи с ним.

Глава 20

– Любаш, можно мне тебе вопрос задать?
– поглаживая моё округлое бедро и целуя меня в висок, интересуется Степан.

– Конечно, Степушка, - отвечаю, как всегда шебурша пальчиками шерстку на его груди.

– Как прошла встреча с родственниками?

– Традиционно. Ничего нового, Степушка, не услышала и не узнала?

– Любаша, в прошлый раз я оказался свидетелем разговора твоей свекрови с тобой. Это же безобразие полное! Она что с тобой все время так разговаривает?

– Угумс, она так разговаривает со всеми, кого считает ниже себя по любому признаку. С начальником отдела образования она, конечно же, общается вежливо-елейным голосом с прогибом и поклоном.

– Ну, про свекровь мне все ясно. Люб, ты то почему ей отлуп не даёшь?
– с негодованием в голосе произносит Степан.
– Она тебя оскорбляет, матом кроет, а ты все это сносишь смиренно.

– Знаешь, Степушка, я уверена на тысячу процентов, что хамство порождает еще большее хамство. Меня бабуля с детства учила не уподобляться и не отвечать на зло и агрессию. И кстати, я тысячу раз убеждалась в том, что достойная манера поведения и вежливое языковое общение раздражает и бесит ещё больше, чем зеркальная реакция…

Объясняя Степану свою позицию, вспоминаю сегодняшний разговор с Анатолием и Анной Васильевной.

– Любка, я что-то не понял эту дебильную историю с разводом? С какого перепугу ты, ахуевшая в дугу, решила на развод подать?
– тоном и глазами полными искреннего непонимания спрашивает Анатолий.
– Что это за выебоны такие?

– Ну почему же с перепугу, Анатолий? Мы с тобой к этому давно шли. Ты много лет стращал меня разводом. Даже вроде несколько раз пытался подать заявление в суд, - спокойно, делая акцент на каждом слове, напоминаю я.
– Вот, наконец-то, и случилось то, о чем ты долго мечтал. Можно сказать, я просто реализовала очередную твою мечту.